Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Письмо не понравилось Голощекину. Оно было длинным, местами невнятным и не во всем убедительным. Голощекин начал было его править, затем отложил в сторону, взял чистый лист бумаги и за несколько минут набросал новый текст. Затем повернулся к Сафарову и, откинувшись на спинке стула, прочитал:

«Нам стало известно, что Вас и Вашу семью в самое ближайшее время может ожидать то, что ожидает каждого человека в конце его пути. Сопротивление большевикам нарастает, и в скором времени Екатеринбург может оказаться в руках русских армий. Можете быть уверены, что Вас ни при каких обстоятельствах не оставят им. Мы готовы помочь Вам, но это будет возможным только при Вашем согласии сотрудничать с нами. Если Вы готовы к этому, дайте нам знать. Офицер».

Выслушав письмо, Войков и Сафаров несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Потом Войков повернулся к Голощекину и сказал:

– Дай мне. Надо прочитать это глазами.

Он прочитал текст два раза, каждый раз останавливаясь в нескольких местах, затем протянул лист Голощекину и заметил:

– Тебе, Шая, надо работать комиссаром иностранных дел. Мне кажется, текст составлен безукоризненно.

– Куда мне до комиссара, – скромно заметил Шая. – Троцкий и то там не усидел.

– Троцкому надо все время быть на виду у масс. А работа дипломата свершается в тайне.

– А ты что скажешь? – спросил Голощекин Сафарова.

– Войков пвав. Письмо великолепно. А где мы возьмем офицера?

– Об этом позабочусь я, – сказал Голощекин.

– Со Свердловым давно был на связи? – спросил Войков.

– Я с ним все время на связи, – сказал Голощекин.

Войков отвел глаза в сторону, и Голощекин сразу подумал, что он боится брать на себя ответственность за подобную операцию. А вдруг центру не понравится то, что затевается в Екатеринбурге? ЧК расправляется быстро не только с врагами революции, но и с теми, кого подозревает в каких-либо связях с ними. Войкову не хотелось, чтобы его имя связывалось с делом царя. Другое дело, если оно находится на контроле у Свердлова. В этом случае каждый шаг Шаи согласован с председателем ВЦИК. Голощекин вместе со Свердловым отбывал ссылку в Нарыме. А у тех, кто вместе прошел через нее, отношения друг к другу особо доверительные.

На следующий день к женщинам из монастыря, как всегда спешащим поутру в дом инженера Ипатьева, подошел человек средних лет с русыми усиками и в мещанской одежде, но по говору и, главное, выправке никак не походивший на местного. Сначала он предложил помочь донести корзины, а когда монахини отказались от его помощи, сказал:

– Я знаю, куда вы идете и кому несете провиант. И говорю от имени людей, которые, как и вы, готовы помочь тем, кого в свое время послал нам Господь. И поэтому молю вас, матушки, об одной милости. Передайте им от нас короткую записочку. Знаю, что это трудно, что в доме следят за каждым вашим движением. Но, может быть, удастся передать ее Боткину или Харитонову? Господь не забудет вам вашей услуги.

Монахини, затаив дыхание, слушали незнакомца. Они не боялись быть пойманными за руку Авдеевым или другими охранниками, потому что везде и во всем главным мотивом своих действий считали помощь ближнему. Их испугало другое. Если охранники изобличат их, они запретят приносить в Ипатьевский дом продукты. И тем самым обрекут царскую семью на большие лишения. Поэтому обе долго молчали, не зная, что ответить.

– Ну что же вы? – спросил незнакомец. – Неужели откажете?

– А ну как нас поймают? – сказала та, что была постарше. – Нам ведь от Авдеева строгий наказ был. Никаких записок, ничего другого, кроме монастырских продуктов.

– Поэтому и умоляю, а не прошу, – сказал незнакомец.

При этом он улыбнулся такой искренней и просящей улыбкой, что молодая монахиня сказала:

– Давайте вашу записку, но никакого ручательства дать вам не можем. Все будет зависеть от обстоятельств.

– Не сможете передать сегодня, передайте завтра, – сказал незнакомец.

– До свидания, – произнесла монахиня, протягивая руку.

Незнакомец сунул в ее ладонь скрученную в трубочку записку и, не оглянувшись, зашагал в сторону.

– Не боишься? – спросила ее другая монахиня. – Ведь грех на душу берем.

– Устала уже бояться, – ответила ей та. – Грех не в помощи людям, а в том, когда в ней отказывают.

Подойдя к дому Ипатьева, они, как всегда, поздоровались с охранниками, стоявшими у калитки. Те услужливо пропустили их в ограду, и монахини, минуя часовых у входа в дом, поднялись на второй этаж. Авдеева не было. Продукты принимал один из охранников и вышедший из комнаты прислуги Харитонов. Молодая монахиня поставила корзину на стол и спросила у охранника, где Боткин.

– Зачем он тебе? – спросил, насторожившись, охранник.

– Сестра у нас заболела. Хотела спросить доктора, может, он лекарство какое посоветует.

– Иди к нему, – охранник кивнул головой на дверь, за которой находился Боткин.

Монахиня постучала, потом приоткрыла дверь и робко спросила:

– Можно к вам, Евгений Сергеевич?