Николай II словно не замечал этих взглядов. Он весь ушел в себя, не видя ни улицы, ни людей за окнами домов. Было видно, что он до сих пор потрясен неожиданным отъездом. Да и разлука с детьми была не меньшим потрясением. Нет никакой гарантии, что все они увидятся снова.
Сидевший на облучке возница резко натянул поводья и остановил повозку. Яковлев встал во весь рост и взглянул в конец улицы. Колонна подошла к Иртышу. Верховые уже спустились на лед, туда же по бревнам и настеленным на них доскам перебиралась первая повозка. Возница вел лошадей в поводу, боясь, что они могут испугаться переправы. На берегу стоял Кобылинский. Он быстрым шагом направился к Яковлеву, по-офицерски вскинул руку к козырьку и сказал, глядя на Государя:
– Разрешите попрощаться, Ваше Величество.
Николай II вышел из повозки, крепко пожал руку Кобылинскому, обнял его и тихо произнес:
– Храни вас Бог, Евгений Степанович.
– О детях не беспокойтесь, Ваше Величество, – сказал Кобылинский. – Пока я в Тобольске, они ни в чем не будут нуждаться.
– Благодарю, – все так же тихо произнес Николай и сел в повозку.
Кобылинский обогнул повозку и подошел к Яковлеву. Тот тоже крепко пожал его руку и сказал:
– Спасибо за все.
– Я надеюсь, что путешествие будет благополучным, – не отпуская руки Яковлева, сказал Кобылинский.
Яковлев понимал, что начальник отряда особого назначения имеет в виду вовсе не путь от Тобольска до Тюмени. Ему хотелось удостовериться в том, что жизни царя и тех, кто едет вместе с ним, ничто не угрожает. Но кто мог дать ему такие гарантии? В Москве судьбой Государя займутся другие.
– Я не Понтий Пилат, – тихо сказал Яковлев. – И не первосвященник тоже. Но все, что зависит от меня, сделаю так, как велит совесть. – И уже громче добавил: – Я уверен в том, что путешествие будет благополучным.
Кобылинский стиснул ладонью его плечо и отвернулся. Возница взял лошадь под уздцы и повел на переправу.
Глава 7
На Иртыше между берегом и льдом уже были широкие промоины. Шалая вода неслась по ним, весело звеня и закручиваясь у самого льда в воронки. Переправляться в такое время по реке – полное сумасшествие, но у Яковлева не было выбора. Еще с вечера он приказал перебросить с берега на лед бревна и настелить на них плахи. Затем провести туда и обратно груженую подводу. Переправа выдержала. Ее испытанием руководил Кобылинский.
Сейчас он стоял на берегу и с грустью смотрел, как через заберег на лед одна за другой перебираются повозки. Кобылинский чувствовал себя осиротевшим. Девять долгих месяцев он был рядом с Государем, каждый день встречаясь и разговаривая с ним и его детьми, а сегодня словно кто-то отщипнул кусочек его сердца. Он видел, как покачнулась повозка, как застучала подковами лошадь, ступив на настил переправы, а Государь поправил на голове фуражку. Кобылинский ждал, что Государь обернется и еще раз, хотя бы взглядом, попрощается с ним. Но Государь не оборачивался. Лошадь миновала настил, осторожно ступила на лед, вслед за ней на лед съехала повозка. Сейчас на настил въедет Гузаков со своими всадниками, и они окончательно закроют Государя. Но именно в это мгновение Николай II, придерживая рукой фуражку, обернулся, и Кобылинский увидел на его лице грустную улыбку, и это было окончательным расставанием. Кобылинский приложил руку к козырьку и продолжал стоять с поднятой рукой до тех пор, пока все повозки не оказались на другом берегу Иртыша.
С берега хорошо был виден силуэт Государя в шинели и солдатской фуражке. Казалось, он силился разглядеть среди тобольских строений губернаторский дом, в котором остались дети. Но дома не было видно. Государь опустился на сиденье, и кавалькада тронулась.
Яковлев старался не смотреть на царя, но мысли о нем и его семье не выходили из головы. Какую роль в судьбе Государя отвели ему, Яковлеву? Его цинично «подставили», сыграли на том, что он, бывший боевик, любит операции, от которых захватывает дух. Дух, действительно, захватывало, но быть пешкой в чужой игре он не привык.
Почему вдруг возникла такая возня вокруг доставки царя в Москву? Может быть, чекисты получили сведения о попытке захватить его по дороге? Но в этом случае было бы благоразумнее оставить семью Романовых в Тобольске. Для этого надо было просто усилить охрану города.
А может быть, царь стал предметом торга Ленина с немцами, и теперь, когда немецкая армия терпит поражение на Западном фронте, советское правительство решило не торговаться? Но тогда возникает другой вопрос: что делать в этом случае с семьей Романовых? По всей видимости, именно это и решают сейчас в Москве. Не зря Свердлов так настойчиво советовал ему по пути в Тобольск сделать остановку в Екатеринбурге. Он хотел, чтобы екатеринбургские чекисты познакомились с ним и его людьми и подготовились к встрече поезда с бывшим Императором. Яковлев вспомнил Голощекина и всех, кто был вместе с ним: ни один из них не вызывал у него доверия. Они явно что-то готовили, и не надо было ломать голову над тем, что им было нужно. Об этом совсем недавно с простодушным откровением сказал Семен Заславский.