Литерный эшелон

Но сдержался.

Не ударил.

Хотя стоило это ему громадных усилий.

Штабс-капитан прошептал сквозь зубы:

— Пшел вон…

Слышно было плохо, но фельдшер предпочел не переспрашивать.

Грабе позвал профессора биологии. Указал ему на два тела:

— Генрих Карлович. Соблаговолите взглянуть…

— Мертвы… Что подозреваете?..

— Думаю, нашли в тарелке какую-то гадость на спирту. Выпили и окочурились…

— Велите отнести ко мне?..

— Да режьте прямо тут, на свету. Чего уж тут. Все свои, нервных дамочек не держим.

Генрих Карлович пожал плечами, из кармана достал футляр, из него — ланцет.

Сделал несколько разрезов, кровь легла на изумрудную траву.

— Желудок чист… Завтрак уже переварен. Следов денатурата — не замечаю.

— Отчего они красные? Обожгло паром?..

— Не думаю… От пара ожоги не такие. Скорее похоже на солнечные… Но они есть, взгляните, даже под одеждой…

— Какой диагноз поставите?..

Профессор потер подбородок. Подумал.

— Весьма похоже на дисептическое расстройство… Вирусная этиология…

— А так, чтоб и я понял?..

— Вирус неизвестного происхождения. Летальная инфекция. Мы все трупы… На вашем бы месте, я бы молился Господу…

Грабе новость воспринял спокойно. Кивнул: трупы — так трупы. Арестанты тоже дружно промолчали. Приговор к смерти был им не впервой. Но зашумели казаки.

Штабс-капитану следовало их успокоить:

— Государь возьмет под свою опеку ваши семьи…

Грабе особенно сделал ударенье на слове «семьи». Дескать, начнете колобродить, и родным вашим небо с рогожку покажется. Вам-то все одно никто не поможет, так о них хоть подумайте.

Про себя штабс-капитан махнул рукой: врать так врать. Продолжил:

— Вы будете все награждены… Посмертно. Вдовы получат пенсию, дети будут приняты в Пажеский корпус. Господам арестантам выдать двойной ужин. И по шкалику водки. Работы на сегодня отменяются. Господам арестантам отдыхать.

Усталость давила Грабе: хотелось лечь, отоспаться после дальней дороги, этого мешкотного дня. Но требовалось сделать еще столько всего разного, продержаться на ногах еще немного. Успокаивало одно: скоро мучения для него закончатся. Навсегда.

Попов поинтересовался:

— Прикажите подготовить лагерь к уничтожению?.. Ветер сейчас будто хороший. Если поджечь за версту отсюда к северу, огонь наберет силу, все выгорит до остекленения почвы…

Грабе задумался. Ответил вопросом на вопрос:

— Как вы себя чувствуете?..

— Хорошо себя чувствую… Это меня настораживает.

— Вот и я пока тоже… И мне думается: не наломать бы дров. В Иркутске уже начали собирать запасы динамита и горючих веществ. Когда мы умрем, место с дирижабля зальют бензином и подожгут. Сабуров станет нашим могильщиком…

— Может, он сам…

— Постоит недельку в карантине. Поболтается где-то над Сибирью. В случае чего — подорвут водород. Сгорят, что и следа не останется.

— И что мы будем делать?..

— Дел у нас еще много… Надо известить Петербург обо всем. Абсолютного обо всем… А пока — к батюшке…

Батюшка причащал: сначала офицеров, затем рядовых казаков, потом их подопечных.

Андрей к Святым дарам приобщился одним из первых, пропустив только Попова и Грабе — они спешили.

Полагаясь на знакомство с радистом, Андрей надеялся, что удастся несколько слов передать в столицу. А оттуда, тамошний телеграфист, если на нем крест есть, отправит весточку Аленке.

Но в палатке у беспроводного телеграфа сидели кроме радиста Грабе и Попов. Они без остановки шифровали свои донесения, отчеты ученых. Все это тут же в эфир выдавал Шульга.

Андрея не гнали прочь, но и не интересовались — что тому нужно.

Данилин, меж тем думал: что будет в той, последней телеграмме?.. Что он любил Алену?.. Ах, право, как глупо и банально до неприличия. Что он погиб за веру, царя и отечество?.. Но причем тут Алена?..

Написать, что отныне она свободна и не связана с Андреем обязательствами. Но ведь ранее девушка не давала Данилину никаких обещаний…

Но обстоятельства разрешили все сомнения Андрея.

Передача шла до полуночи. Шла бы и дальше, но передатчик не выдержал: осветился ворохом искр и задымился.

В Петербурге перекрестились: упокой, Господь, их души.

Шульга принялся чинить передатчик. Грабе и Попов вышли из палатки.

Андрей задумался: как потратить последние часы жизни.

Не ждать смерти и застрелиться?

Но умирать так сейчас совсем немодно.

Потратить время на то, что давно хотелось сделать.

Поцеловать Аленку?.. Она далеко. Да и опасно инфицированному ее целовать. Прокатиться на мотоцикле Попова?.. Мотоцикл еще дальше.

Уже давно Андрей хотел научиться курить. Но даже дешевые папиросы могли пробить в его финансах брешь, размером с триумфальную арку. Он порой представлял, как в каком-то салоне он раскурит дорогую сигару, пустит кольцо ароматного дыма и расскажет какую-то прелюбопытную героическую историю с собою, разумеется, в главной роли.

Начать курить? Аркадий Петрович, наверное, не откажет. Даст своих хоть половину. Но зачем?.. Ему уже не курить в салонах… А без этого умение становилось совершенно ненужным.

Незаметно сам для себя, в углу палатки Андрей заснул. Фуражка съехала на лицо, закрыла глаза.