Литерный эшелон

Как и полагал Грабе, завал странной формы поименовали местом падения метеорита.

Леса вокруг осмотрели поверхностно, по большей части все с того же аэроплана. И первые четыре экспедиции даже на двадцать километров не приближались к месту, где находился лагерь «Ривьера».

Надобно сказать, что экспедиция, организованная через сорок лет, была из Красноярска, набранная все более из студентов, и никаких открытий не совершила.

Двое из ее состава на моторной лодке отправились по реке якобы за орехами, а на самом деле, что остаться наедине.

Пока пара занималась друг другом, лодку отнесло вниз по течению. Насколько далеко – пара не знала, когда поднимались – перепутали притоки…

Дело шло к вечеру, потому решили сойти на берег, а завтра продолжить поиски.

В лучах заходящего солнца он и она сошли на берег. В метрах двадцати от берега было нечто, что изначально приняли за избушку.

Подошли ближе – то была та самая беседка. На столе стояла почти сгнившая банка с крючками.

Сама беседка была оплетена вьюнами.

Девушке она показалась прекрасной. Виной тому было, вероятно, романтическое настроение, лучи садящегося солнца, которые, как известно это настроение усиливают.

Крыша местами зияла дырами – за годы дранка прохудилась, ее изъели древоточцы. Но девушке и дыры показались красивыми, ажурными…

И тогда девушка совершила непоправимую ошибку – она облокотилась на перила беседки. И та ранее хранимая от ветра обступающими вокруг деревьями-гигантами, тут же рухнула.

Рассыпалась в прах и пыль, подняв на мгновение в воздух влажное облако.

Следующим утром он и она обошли тамошние места, прошлись даже над местом, где некогда был овраг, над костями арестантов. Увидали яму, образованную от удара инопланетного корабля. К тому времени ее залило водой, она превратилась в неглубокое озерцо.

Обнаружили и другую вмятину на земле – там, где некогда Грабе велел вырыть холодную яму для трупов. Ее по отбытию закидали, но со временем земля немного просела, как то бывает на кладбищах. Впрочем, у подобного могло быть сотни природных объяснений.

Утро было зябким, моросил противный дождик, от вчерашней романтики не осталось и следа. Настроение к поискам не располагало.

Поэтому парень и девушка отправились назад. Лагерь на этот раз нашли на удивление быстро.

Обидней было то, что их даже не начинали искать…

В отместку вернувшиеся рассказывать ничего не стали.

А какой в этом смысл?

Все равно не поверят.

Расставание

В Красноярск они прибыли почти налегке. Лишь у Поляка имелся саквояж, набитый, впрочем, камнями. В случае чего, думал Поляк, можно его попользовать как холодное оружие.

Выбритый он напоминал не то коммивояжера, не то доктора.

С Пашкой вышло труднее – он напоминал разночинца, человека самой подозрительной категории.

Искали двух оборванцев, и два прилично одетых господина, будто совсем не соответствовали приметам.

Вернее сказать, искали многих: из тюрем и поселений бежали сотни, в разные стороны. Приметы приходили постоянно. Полицейские в них путались, забывали…

На станции в Тайшете польский вор сообщил:

– Ну что, будем прощаться?.. Нам в разные стороны…

При этом он совсем не стал спрашивать, куда собирается Павел.

Это поставило Оспина в замешательство:

– Я… А вы куда?..

– А ты куда?.. – вопросом на вопрос ответил поляк.

– Я… Я до дому, на Украину…

– Ну и дурак… Тебя там прям ждут… Ну да довольно! Я тогда еду на восток. И помни наше условие: ни ты меня, ни я тебя не знаем отныне и вовек!

И поляк ушел.

Не подав на прощание руки, тем паче не обернувшись.

На платформе вокзала Павел остался стоять один.

С небес пошел дождь, он был холодным, таким, каким он бывает на Украине где-то в ноябре. Пашке показалось, что в нити дождя уже вплетаются снежинки…

Нет, на юг, домой, домой, домой…

И анархист побрел в кассу, попросил билет… Куда-то на восток. Денег хватило до Пензы.

В очереди к другому окошку стоял польский вор, но у него не вздрогнул ни один мускул на лице, когда на глаза ему попался Павел. Было же сказано: отныне они незнакомы.

***

В то же время в Красноярской губернии был совершен еще один побег. Живущий под надзором полиции ссыльный большевик Высоковский, придя с прогулки, сложил свой чемодан.

В Туруханске в то время стояло несколько судов, привезших хлеб из Минусинска, и в сумерках на лодке остяка Петр Мамонович перебрался с берега. Остяк что-то не то бормотал, не то тихонько пел о чем-то своем. Казалось, что туземец вовсе не от мира сего, что он полубезумен. Но в протянутую рублевую бумажку вцепился без сомнений, цепко.

Шлепало весло по воде, страдающая бессонницей рыба рвала ткань воды…

На пароходике Высоковского ждали, спустили веревку для чемодана и штормтрап для Высоковского, подали руку, когда ссыльный добрался до фальшборта.

Встав на палубу, ссыльный в первую очередь закашлялся чахоточным кашлем. Его было слышно на многие версты.

Утром, перед самым рассветом суденышко подняло пары и отправилось вверх по течению.