Литерный эшелон

И штабс-капитан подал увесистую папку, запечатанную сургучом.

Андрей подумал, что это все, но ошибся.

– Если с дирижаблем начнется коллизия… Крушение…– пояснил Грабе. – Тогда папку вы должны уничтожить. Лучше сжечь. Возьмете с собой штормовые спички.

– Но Михаил Федорович воспрещает брать на борт…

– Это приказ.

Андрей кивнул.

***

Арестанты опасались расстрела, но свои страшные пулеметы Попов чуть не демонстративно отправил на буксир.

От этого кандальные, недавно думавшие поднять мятеж, приутихли, у них появилась надежда, что опять повезет.

Затем их повели к реке, будто к баржам.

Место на борту будто было, и каторжников это не встревожило.

Они двинулись будто даже с охотой…

Давным-давно еще во времена мамонтов, здесь проползал ледник, он тянул в себе огромную каменную глыбу, которая словно гигантский плуг вспахала землю. Затем, на той стороне реки, которой тогда еще не было, ледник отчего-то остановился, а после и растаял. Камень остался лежать где-то там, в лесах.

Дорога из лагеря шла через тот самый овражек, что остался от ледника и камня.

Арестанты проходили его десятки раз, и подвоха не заметили, когда охрана пропустила колонну вперед.

Будто у выхода из оврага их ждали другие конвоиры, но вдруг грянул револьверный выстрел. Казаки, предупрежденные ранее, спрятались, залегли, кандальные переглянулись. Какие мысли у них промелькнули в ту последнюю секунду – никто не знал.

Громыхнул взрыв. Овраг наполнился смертью, арестанты рухнули, посеченные осколками камней. Выстрелы винтовок довершили дело. Раненых было немного: с борта дирижабля Андрей расслышал лишь три выстрела.

Потом грохнул еще один взрыв, обрушивший стены оврага. Арестанты оказались похоронены.

Андрей прислушался к себе: никаких чувств не было. Хотя, может быть, это старость? Сердце черствеет?

Паче, ученые, собравшиеся на палубе дирижабля отнеслись к расправе иначе.

– Убивать – нехорошо! – заявил Беглецкий.

– Даже если они убийцы? – полюбопытствовал Сабуров, разглядывая остатки лагеря в бинокль.

– Тем более – тогда ведь люди не увидят между вами разницы! Убивать – негуманно!

– Негуманно – заставлять человека смерти ждать. А ежели человека к казни приговорить, и в тот же вечер пустить пулю в лоб – то, что за печаль?.. Или убить нежданно-негаданно. А эти ведь давно… Со смертью обручились…

– А как же мы в новом лагере-то? Без них?..

– Солдаты разгрузят. Арестантов-то зачем брали: ежели чего опасного будет для человека. Просто дивно, что их так мало погибло…

Андрей был на дирижабле через четверть часа после разговора с Грабе. Пакет лежал под кителем, в кармане покоились штормовые спички. Их выдал Попов, сообщив, что спички эти специальные, горят не то что в дождь, но даже под водой.

Андрей подумал, что если все обойдется, то надо будет непременно проверить.

Сабуров же не спешил улетать: вероятно, Грабе попросил командира воздушного судна отправиться одновременно с суднами речными.

И уже в тумане вечера, через одолженную сабуровым подзорную трубу Андрей видел, как по лагерю прошелся с факелом Попов.

Делово и спокойно он подносил пламя к горам бревен. Те, переложенные ветками и трухой, облитые керосином, загорались легко.

Очень скоро поляна была озарена неровным, жарким светом.

После факел полетел в костер, а сам Попов с карманным фонариком отправился через лес к барже. Через полчаса та дала гудок: офицер на борту.

Ни говоря, ни слова, Сабуров отправился на мостик: пришло время отправляться.

Двигатели «Скобелева» заработали громче…

Перед тем, как уйти на запад, дирижабль заложил разворот вокруг лагеря.

Вернее, от того, что недавно было лагерем «Ривьера».

Горели бревна, из которых были некогда сложены избы.

Словно факел пылала причальная вышка.

Искры стреляли вверх, жар от костров чувствовался даже на высоте с полверсты.

Зарево отражалось в небесах, и его было видно за многие версты.

Моторы дирижабля перешли на ровный гул, руль выровнялся, многотонная машина пошла на запад. Внизу лежала совершенно темная земля.

Ученые разошлись спать – время располагало к тому.

Андрей прошелся на мостик. Где-то там, впереди, был Петербург, от которого ну совсем рукой подать до Москвы, до Аленки.

У руля стоял кондуктор, напоминавший статую. До Казани надлежало пройти по прямой, без поворотов…

Рядом стоял, заложив руки за спину Сабуров.

Пересекли Енисей. Свет звезд и Луны тонули в нем, отчего река казалась абсолютно черной…

Данилин посмотрел назад и хлопнул себя по лбу, так что с головы едва не слетела фуражка.

– Забыли!

– Что забыли? – встревожился стоящий рядом Сабуров.

– Да рыбацкий павильон забыли. Что у реки! Он вдалеке стоял… Стоит.

Сабуров посмотрел на землю, подумал и махнул рукой:

– Ну и шут по нем! Сгниет лег за сорок – и трухи не останется. Не будем из-за него возвращаться… Авось никто не найдет…

***

…Павильон простоял сорок один год.

Тогда в таежный край отправилась экспедиция – была она совсем не первая в этих краях. Ранее, еще в годах двадцатых опросили жителей местных деревушек, факторий, получили приблизительное место падения, а после, с аэроплана обнаружили поваленные деревья.