Литерный эшелон

Дождь ударил резко, словно упал стеной. Андрей с обидой и непониманием посмотрел на небеса. Его искренне удивляло, как такой объем воды доселе умещался где-то вверху.

Стал стеной – уже за пять саженей нельзя было ничего разобрать.

Сперва остановились переждать дождь под деревьями. Но через полчаса даже с самого крупного лило также, как и рядом, на поляне.

Поэтому Грабе скомандовал: вперед.

И отряд пошел: медленно, увязая в грязи. Добрели до речки. Еще два часа назад, когда через нее переходили беглецы – она была сравнительно тихой, неглубокой, хотя и очень холодной. Сейчас же вода в ней бурлила словно в какой-то горной речке. Попытались ее форсировать, но первого же казака смело течением, понесло вниз. Его удалось вытащить на берег, хотя его винтовку все же утопили.

Остановились у реки, попытались как-то укрыться от продолжающегося ливня. Получилось не весьма. Все было мокрым, пропитанным влагой. Нельзя было развести огонь, люди мерзли, начали чихать.

Холодало, время неуклонно двигалось к вечеру.

– Ушковрили… – заключил Пахом. – Не сугоним…

– Как не догоним? – удивился Грабе. – Дождь пройдет! А не пройдет – так я уже людей за топорами послал, срубим плоты, переберемся!

– Дале – Ульянова падь. Летом по мареву али зимой итти можна, ляга. А дожжык буде – так бродница, согра. Лыва…

– Я что-то не понял… – спросил Попов. – Что он бормочет?.. Лето, дождь, Ульянов какой-то. Марксисты что ли?..

– Впереди низина, – перевел Грабе. – Когда жара или мороз – пройти можно. Когда дождь – непроходимое болото… Возвращаемся в лагерь, господа…

Поиски

Пока шел дождь, беглецы шли медленно, набирая полные сапоги грязи и воды.

Не было видно солнца за тучами, не говоря уже про луну и звезды.

Вчерашние каторжане покрылись грязью, заросли, щеки от голода впали.

Сухарь, брошенный в бушлат Пашки от дождя размок, превратился в кашу, которую беглец съел, слизывая с пальцев.

На третий день бегства удалось избавится от кандалов: Пашка додумался намотать инопланетную нить на согнутую ветку, и полученной пилой перепилил заклепки на кандалах. Его примеру последовали и остальные. Ненужный металл по приказу Быка утопили в какой-то речушке.

Павел ожидал, что его вот-вот начнут есть. Но день за днем гибель откладывалась. Бык кормил орехами, сорванными на ходу ягодами и грибами. Порой указывал на съедобную траву. Все это ели сырым, пусть помытым дождем, но все равно от подобной диеты немыслимо проносило.

Когда хотелось пить – просто подставляли рот под струи воды.

Останавливались отдыхать под обрывами, под деревьями.

И снова шли.

Порой проносилась мысль: смерть – не самое плохое.

Дождь молотил где-то с неделю. Потом развиднелось, резко потеплело, стало даже жарко, влажно и душно.

Бык, доселе гнавший спутников без отдыха смилостивился – скомандовал привал:

– По§мо, що Господь Бог послав…

– Я так понимаю, – заметил польский вор, убивая очередного комара. – Что ваш православный Господь Бог послал нас… И так далеко… Как у вас говорится? Куда Макар телят не гонял?..

– А ты на Господа нашего не наговаривай! – обиделся Федор.

Бык же ушел к реке, вернулся через полчаса с огромным окунем, достал из кармана кремень, высек в собранную труху искру.

Через минуту с щепки на щепку прыгал развеселый огонь. Бык относился к огню ревниво, кормил его только сам, проверяя предварительно – сухое ли бревно, не будет ли с него дыма.

За неделю беглецы намерзлись вдоволь, и теперь грелись у костра, сушили одежду.

Обнаженных мужчин нещадно жалили местные насекомые.

– Если у вас такие комары, какие же у вас волки? – спросил поляк.

– Не накличь, – предупредил Федя.

Затем задумался, спросил:

– Эй, поляк…

– Чего?

– А имя у тебя имеется, с фамилией-то?..

– Имеется.

– И какое же?..

– А зачем тебе это?..

– Да для удобства общения. Как тебя называть?..

– Поляком.

– Это что твое имя? Фамилия?..

– Нет… Но зовите меня поляком. Это меня вполне устраивает…

– Почему?..

– Потому что, когда выберемся, знать я вас не хочу и вы обо мне забудьте. Если на улице встретимся, что вряд ли конечно – будем знакомиться с чистого листа.

Бык разломал глину, обнажая ароматное, сочное мясо.

– Пригощайтесь…

И соскучившиеся по теплому мужики стали рвать обжигающее мясо пальцами, не обращая внимания на отсутствие соли и хлеба.

Через полчаса все отдыхали, наевшись почти досыта. Жизнь уже не казалась такой дурной, как полчаса назад. Об этом Павел сказал окружающим.

Бык кивнул:

– Воно нехай… – кивнул Бык. – Якщо усі будуть ось так бігати – мороки забагато.

– Ничего. Нас, поди вдоль реки, по трактам и по чугунке уже ищут, выйдем заросшие, оборванные. За версту будет видно – арестанты.

– Ничего, ничего… – бормотал Павел. – Нам должно обязательно повезти. Так бывает. Если долго не везет – потом обязательно должно повезти…

– Ты свое везенье, парень, выбрал, когда тебя не сразу вздернули, а сюда отправили, – успокоил его Федя. – То, что ты с нами убег – энто уже перебор.

– Да еще неизвестно, повезло ли тебе, что ты с нами рванул, – заметил поляк.

– Не лякайте хлопця… – попросил Бык.