Строго говоря, Ленин тоже был из приехавших. Но бывший анархист серьезно опасался за свое, в общем-то незначительное положение. Ведь оттеснят, выгонят опять на завод. Тогда действительно только головой под кромкогиб.
Павел подумал, что вокруг сотни, может быть десятки людей с оружием. Достаточно хорошего стрелка, даже посредственного, чтоб снять фигуру с башни броневика. Может, стрелка тут же порвут на части, может он и скроется в суматохе… Большевиков это, конечно не остановит, наоборот, жертва поднимет им популярность… Место Ленина займет кто-то другой, может быть Троцкий.
Это не устраивало Павла, с Троцким он не был знаком лично.
И Павел легко потеребил вождя за штанину.
– Владимир Ильич?..
– Что, Пашенька? – спросил Ильич, отвлекаясь от речи.
– Ехать надобно! Вас ожидают!
– Ах да… Сейчас, сейчас…
Ленин завершил речь:
– Да зд'аствует ми'овая 'еволюция! У'а!
Площадь громыхнула тысячегласно «Ура», и кричала еще долго, но уже без Ленина. Он спустился на землю, и, было, направился к «дубль-фаэтону», где уже сидели Чхеидзе, жена Ленина и кто-то из революционеров рангом поменьше.
Но Павел перехватил вождя:
– Владимир Ильич! А поехали с нами в броневике?
И указал на свое командирское сидение.
Видя сомнения в глазах вождя, добавил:
– Уважьте ученика!.. Будьте любезны! Да и дождик собирается, а у нас все же крыша!
Ленин улыбнулся и занял указанное место. Павел сел на откидное место в боевом отделении.
Броневик тронулся, набегающий воздух шевелил лепестки лежащих на броне роз.
Ехать было будто бы недалеко, но в дороге один раз остановились по просьбе Ильича. Он заметил на углу митинг с красными знаменами и вознамерился выступить.
Броневик беспардонно въехал в середину толпы: народ чертыхался, барабанил кулаками по броне, но никто не пострадал.
Ленин на сей раз вещал с подножки бронемашины, был краток, и быстро вернулся в бронесалон.
Когда сел, в животе у вождя пролетариата вполне явственно забурчало.
– Что-то в до'оге желудок сове'шенно 'аст'оился… – он повернулся к водителю и попросил. – Нельзя ли поско'ее, голубчик.
Водитель кивнул: отчего «нельзя», очень даже «льзя» и нажал на газ.
По крыше забарабанили первые капли дождя.
Прибыв в особняк Кшесинской, Ильич в первую очередь спросил: где уборная. После – там с наслаждением заперся.
– Вот как! Мы его тут обождались, а он – в уборную, – ругались большевики.
– А что вы хотите… – Павел улыбался на правах старого знакомого вождя. – Ничто человеческое ему не чуждо.
За окном во всю лупил холодный апрельский ливень.
Позже на броневике у Павла поменялся водитель. Старому надоело быть развозчиком почты, и он перевелся в бронедивизион, ожидая опасностей, борьбы, и как следствие – наград. Этого на его долю выпало предостаточно, но, как известно, смелого штык не берет, пуля обходит. И через сорок лет он был достаточно здоров, дабы вспомнить тот самый раннеапрельский день.
Журналист центральной газеты, беседуя с ним, спросил:
– А все же… Что более всего вам запомнилось в Ильиче?
Старик задумался, ответил:
– Он был человечным человеком… Он тоже какал…
Драка на мосту
По Литейному мосту Андрей пошел с Выборгской стороны к центру города. Он видел, как по Сампсоньевскому на Петербургскую катил кортеж Ленина: броневик, автобус и едва различимый «дубль-фаэтон». Но как раз в это время начался ливень и скрыл Ретроградскую сторону за пеленою воды.
Каждая капля била больно, словно не вода падала с небес, а свинцовая дробь. Андрей сначала пытался уворачиваться от капель, пошел быстрее. А потом, когда вымок до нитки – стало все равно.
Мост опустел: в непогоду пешеходы идти по нему не спешили: пережидали дождь в лавках да под навесами, ждали редких трамваев.
Внезапно за своей спиной Данилин услышал тяжелые шаги. Как можно спокойней обернулся: так и есть. За ним спешили два солдата. Андрей спокойно ускорил шаг – за его спиною топот стал чаще.
Бежать? Немыслимо! Прямая моста не давала шансов скрыться от пули. Спрыгнуть с моста?.. под мостом – не то вода, не то ледоход. Если даже сразу о лед не разбиться, то после – утонуть в ледяной невской воде…
В кармане пиджака под пальто лежал пистолет, но достать его незаметно было уже немыслимо.
Когда до берега оставалось всего ничего, они догнали Андрея.
– Эй, малый! – бросил один. – А-ну, погодь! Потолковать надоть!
Винтовки были сняты с ремней, примкнутые штыки были направлены в сторону Андрею.
– Ай-да под мост, к воде!
Андрея повели. На проспекте были десятки людей, может даже несколько сотен. Многие видели эту процессию: нестарого штатского под штыками вели под мост – может быть «кончать». Никто не вмешался, не спросил: а в чем, собственно, дело. Для десятков людей Андрей был совершенно незнакомым, чужим человеком. И его горе никого не касалось.
Спустились по лесенке на каменную площадку над самой водой.
Там Андрей впервые рассмотрел солдат, его захвативших. Один был будто смутно знаком: с лицом нелепо слепленным: левый глаз выше правого, над ним – рельефная бровь, нос картошкой сдвинут к левой щеке. Кривой рот с немногочисленными желтыми зубами.
Второго Андрей видел впервые.