Делегация, ожидающая Ленина разместилась в царском зале ожидания Финского вокзала. Павел мог бы подождать со всеми, но сидеть и ждать не хотелось.
Скучая, Павел прошелся по зала вокзала, мимо касс.
Поезда еще ходили почти по расписанию, но все труднее было достать билет. Как бывает при революциях огромная масса людей стронулась с места в поисках лучшей жизни.
– Билетов нет! – пояснял кассир пассажиру, похожему на купца второй гильдии. – Ни в мягкие, ни в жесткие!
Взглянув на проходящего мимо Павла, купец нашелся:
– Дайте тогда билет в вагон-ресторан.
Металлическая тяжесть «браунинга» приятно оттягивала ремни. Грудь украшал красный революционный бант, который хорошо сочетался с черной дубленой кожей. Кожа пиджака и сапог скрипела – Павел шел, переполняемый собственной важностью. И было это заразительно, аура значимости чувствовалась остальными. И, хотя вокзал был забит до последней возможности, перед большевиком люди расступались, мальчишки с завистью смотрели на кобуру.
После Павел вышел на перрон, шагая по нему осмотрелся: будущие пассажиры ожидали, когда подадут их состав. Маленький маневровый паровозик торопливо тянул два вагона, мимо гордо и неторопливо катил «Русский Прери».
Многотонной металлической махиной, в облаке пара, дыма и шума Павел залюбовался. И как он ранее не замечал, какое это чудо – паровоз. Почти, как и летающая тарелка в тайге…
Молодой большевик зашагал вслед за «Прери». Тот задумчиво остановился за стрелкой и после манипуляций путейца, покатился будто обратно, но в сторону к депо. Там он заехал на поворотный круг, паровоз начали разворачивать.
Ветер переменился и донес звуки «Марсельезы».
Неужели приехал? – удивился Павел. – Неужели пропустил.
И Оспин заспешил назад, перепрыгивая рельсы и шпалы.
Прибывший состав действительно стоял у перрона, но по переместившейся толпе было видно, что из вокзала Ленин еще не выходил. Народ облепил окна вокзала, пытаясь рассмотреть революционную знаменитость. Войти в здание не было никакой возможности. Но перед толпой у Павла было одно преимущество. Он знал, куда делегация и Ленин пойдут далее.
Павел обошел здание вокзала, заспешил наперерез к машинам.
И как раз из двери зала ожиданий вышел Ленин. В его руках была охапка красных роз. Эти цветы изрядно стесняли Владимира Ильича, он явно их хотел от них избавиться.
– Владимир Ильич! – крикнул Павел.
Ленин повернул голову, улыбнулся:
– Ба! Кого я вижу! Павлик!
И по-дружески похлопал Павла по плечу: так отец может похлопать сына, которого давно не видел…
Давно? Весьма: шесть лет прошло с последней встречи.
«Павлик», – про себя повторил Оспин. – «Ну, надо же, помнит. Недаром говорят, что гений».
– Прошу к машинам, – позвал Павел и рукой указал на «минерву».
Владимир Ильич осмотрел, запруженную народом площадь.
– Надо бы сказать товаг'ищам несколько слов. Помогите мне подняться на бг'онивичек…
Алые розы легли на бронированный капот «Остина-Путиловца».
С помощью Павла немолодой Ленин, кряхтя с подножки перебрался сперва на капот броневика, после – на его крышу. Оттуда чуть не свалился прямо на мостовую, зацепившись за бронеэкран пулеметов. Затем попытался встать еще выше, на пулеметную башенку. Та неуверенно пошатнулась и немного провернулась: стрелки броневика изнутри поворачивали ее плечевым упором.
Вождь пролетариата счел лучшим не рисковать, и принял стойку промежуточную: одну ногу поставил на башню, другую оставил на уверенной крыше.
– Това'ищи! – бросил он в толпу.
Внезапно на площади стало тихо. И слова эхом отразились от стен зданий, понеслись по проулкам.
– Даешь пе'е'астание ми'овой импе'иалистической войны в ми'овую г'ажданскую войну! Даешь диктату'у п'олета'иата! Жуть какие светлые пе'спективы отк'ываются пе'ед нами, това'ищи!
На углу Бочарной улицы стоял Андрей. От толпы митингующих его отделяли пустоты и более он походил просто на зеваку, нежели на манифестанта. Ленина она видел небольшой фигуркой. Рассмотреть иных у броневика было вовсе невозможно.
Одет Андрей был в гражданский костюм. Старый мундир с капитанскими погонами висел в шкафу: перешить новые все не доходили руки, да и оно было к лучшему.
Но солдаты нехорошо косились на Андрея, и он счел за лучшее уйти. Но не проулками, а к людной Арсенальной набережной – там не тронут.
Вдогон ему неслось:
– П'олетариат Ге'мании!.. Ка'л Либкнехт!..
В голове бурлило: да что же это такое, они ведь не против войны. Им просто другую войну надобно.
Неужели эта толпа не понимает?.. Неужели они победят?..
Глядя на толпу, Павел испытывал смутное беспокойство по другому поводу. Положим, с рабочими все ладно – они местные. А вот солдаты, вместо того чтоб сидеть в окопах или ехать домой, сидят в Петрограде. И хорошо б только они.
После февральской революции в столицу из ссылок и эмиграций стекались большевики.
Понаехали тут, понимаешь, – про себя бормотал Павел. – Мест на всех не хватит.