Литерный А. Спектакль в императорском поезде

Железнодорожник Дорохов(на бегу, размахивая руками и озираясь, выкрикивает). Начальник станции Дорохов… Министру путей сообщения… (Останавливается. Далее плачущим голосом.) Ехали пятнадцать теплушек отпускных солдат, которые по остановке поезда окружили меня и под угрозой смерти требовали немедленно отправить далее… Требовали отцепить паровоз от почтового и прицепить вторым к их поезду, на моё разъяснение, что нельзя оставить без паровоза почтовый поезд, угрожали расправиться со мной… Большое число отпускных пьяные… Солдаты ухватили меня к паровозу поезда номер двадцать восемь и, угрожая машинисту бросить его в топку, если он не повезёт их быстрее… (Из-за угла выскакивают солдаты, один в фуражке, другой в папахе, хватают Дорохова и тащат куда-то. Он отбивается, кричит.) При таких обстоятельствах служба становится невозможной! жизнь в опасности! прошу оградить от могущего быть произвола! поезда с отпускными солдатами отправлять с усиленными патрулями…

Все трое скрываются в темноте.

Снова поезд.

В вагоне — совещание. Во главе стола — Алексеев, за его спиной адъютант, по сторонам стола — манекены в генеральской форме; на них таблички: Драгомиров, Гурко, Брусилов, Щербачёв, Деникин, Данилов, Духонин… В глубине — аппарат Юза, за которым замер, как тень, телеграфист. Чувствуется, что и солдаты — тот, что в папахе, и тот, что в фуражке — тоже где-то тут, во тьме за стенками вагона. Время от времени они появляются, вставляя свои реплики и мешая генералам вести совещание. Генералы их, однако, стараются не замечать.

Адъютант. Совещание главнокомандующих первого мая тысяча девятьсот семнадцатого года в Могилёве на Днепре. Открыто Верховным главнокомандующим в десять часов сорок минут.

Алексеев. Я пригласил вас, господа, чтобы… (Адъютанту.) Вы можете сесть, голубчик. (Участникам совещания.) Недавние беспорядки в Петрограде и вчерашние события — уход Гучкова — спутали наши планы. Представители Временного правительства срочно отбыли в Петроград. Вопрос о новом министре решится сегодня. От меня не скрывали, что отставка Гучкова может повлечь за собой ещё более крупные перемены… Итак, я пригласил вас, господа, сюда, чтобы поставить вопрос относительно нравственного состояния нашей армии и также «Декларации прав солдата», обсуждаемой сейчас в правительстве. Во-вторых, коснёмся материального обеспечения армии, и, в-третьих, разберём вопрос, какие требования предъявляют нам союзники. Четвёртый вопрос — перемещение командующих армий и увольнение других мало пригодных начальников. За всем этим — главное: когда мы сможем наступать. Прошу высказать ваше откровенное мнение. Первую роль будет играть Алексей Алексеевич: от него первого прошу ответа.

При этих словах манекен Брусилова оживает, встаёт и оказывается настоящим Брусиловым — гибким худощавым пожилым человеком с подвижной улыбчивой физиономией и седыми кавалерийскими усами.

Брусилов. Разрешите, Михаил Васильевич, теперь уже очно поздравить вас с назначением на высокий пост, которого вы заслуживаете. И приказ вышел как раз на Пасху. Это, несомненно, знак…

Алексеев (привстав). Благодарю, Алексей Алексеевич. Благодарю, господа.

Брусилов. Теперь по поставленному вопросу. Должен доложить, что в данное время наступать я не могу. Хоть у нас и снарядов достаточно, и авиационные средства хороши, и противника гораздо меньше, чем нас. Но наступать нельзя из-за отсутствия продовольственных запасов. Фуража нет — от голода лошади дохнут, в походную кухню запрягаем вместо одной четыре лошади. Если бы мы даже и не страдали отсутствием наступательного духа, то недостаток продовольствия, фуража, конского состава исключил бы возможность наступления.

Далее. На Пасху наступила сильная дезорганизация войск. Братания приняли повальный характер по всему фронту. Лейтмотив: «Будет мир без аннексий и контрибуций, так не для чего нам и кровь проливать». «Немец ничего себе, человек недурной, воевать не хочет, а виноваты во всём француз и англичанин».

Солдат в папахе (хихикая). Из русских полков ходили к немцам в гости, они их напоили пьяных, и они принесли их к нашим проволочным заграждениям и сказали: «Урусь, бери своих товарищей, они пьяны…»

Солдат в фуражке. Австрийцы все пьяные, встали на окопы и кричат: «Ура! Паны, паны, идите к нам». А наши звали их. Вообще, было весельство. Вышли наши и ихни на средину между окопов наших и ихних, австрийцы целуют наших и говорят: «Зачем мы воюем?»