– Да, это у меня с колледжа – в те годы белье было таким грубым, а у меня… в этом месте так нежно все… Я поэтому. Дурная привычка?
– Зачем же… Сейчас это даже упрощает… – достоинство вывалилось на свет божий и мгновенно напряглось. – О-о… – протянула. – У меня еще не было случая лицезреть… Да-а, я уважаю тебя, это искренне. – И, заметив, как он снова порывается встать, припечатала к ложу. – Лежи, шер ами. Ты когда-нибудь слышал о французской любви?
Слышал ли он? Наивный вопрос… Та, магазинщица, именно с этого и начала. Но мог ли он даже помыслить, чтобы Кло… Невероятно!
– Зачем дидактика, любимая? Приступим…
Она знала толк в том, что теперь начинала. Медленно и нежно обнажив его плоть, она провела пальцами по тыльной стороне, наиболее чувствительному месту, отчего напряжение возросло столь бурно, что выразительные глаза Кло застыли и пальцы замерли в ожидании незамедлительного окончания. Как же плохо еще она знала полковника…
– Нет-нет… – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Продолжай…
Теперь она применила язык. Коснулась основания пылающего столпа и повела вверх – туда, где природа мудро образовала нечто среднее между солдатской каской и куполом общественного здания. Здесь язык затрепетал, извился и вывернулся, его мелкое дрожание было столь прекрасно, что полковник почувствовал, как теряет сознание. Такого не знал и готов не был. В его устойчивом представлении предложенный вариант был, по сути, тем же самым, что делает ребенок, добывающий материнское молоко. То, что делала Кло, было с другого берега, другой планеты, его юнкерский и даже мужской опыт не вмещал подобного. Но сколь же прекрасным и удивительным было возникшее ощущение. Где-то в подкорке всплывали и тонули в сладостной муке пустые сравнения: – «Я парю в эмпирее», «Я тону в бездне» – вся эта выспренняя чепуха не отражала и сотой доли его переживаний. Наконец она сделала последнее, неуловимое и неопределяемое движение, и он провалился… Куда? Вряд ли он смог бы это объяснить…
Потом пили кофе и чай, последний – в уважение к его происхождению. Кло щебетала, носясь по комнате в развевающемся пеньюаре, и бросала на Абашидзе загадочные взгляды. Заметив, как любимый взглянул на часы, сказала сдержанно:
– Ты торопишься? У тебя свидание?
– Нет, что ты… – замялся. Она спрашивала неспроста. Не хватало еще, чтобы начала изобличать. – Моя пациентка… – смешался. Он же аптекарь, а не доктор. – Так я в шутку называю своих постоянных покупательниц, пригласила меня на ланч. Я осматривал ее мужа и… Там не все здорово, Кло… Ее муж серьезно болен. Я бы никогда не ушел от тебя сейчас, если бы не это печальное обстоятельство.
– Я понимаю. Ты прав: я ждала – признаешься ли ты сам или мне придется тебя изобличить.
– В чем? – искренне обиделся. Да что она, в самом деле… Но она знала – к чему вела:
– Речь идет о Моше Штерне, не так ли? Это наш банковский консультант. Видишь, я все знаю. Вчера его жена Роза была здесь, у меня, она с таким восторгом рассказывала о тебе, что я мгновенно все поняла. Женщину трудно обмануть, мой милый…
– Господи… – вздохнул облегченно. Чертова идиотка, кто тянул тебя за язык, будем надеяться, что хоть подробности не изложила. – Я и не собирался обманывать. Старая пациентка (она еще, оказывается, и Роза. Надо же)…
– И женщина, добавим, – непримиримо перебила Кло.
– Ради бога! – почти закричал. – Нашла к кому ревновать! Я просто посочувствовал им…
– Не вздумай завести с нею роман… – погрозила пальцем.
– Ты с ума сошла! – изумился искренне, вскочил с дивана и заключил в объятия.
Все повторилось на ковре. На этот раз обыкновенно. В какое-то мгновение полковником овладела скука.
По дороге к Штернам он думал о непредсказуемости судьбы и о том, что умный человек выгоду получает дважды, причем от одного и того же. Причастность обеих женщин к выполнению задания не пугала: в нужный момент он извлечет максимум из той и другой, – в конце концов, два плюса всегда лучше, чем один.
Квартира Штернов располагалась в весьма пристойном жилом доме за железнодорожным вокзалом. Ехать здесь приходилось медленно, дальше третьей скорости дело не шло: через каждые сто метров асфальт под углом уходил вверх. Умное изобретение западных градостроителей… В спальном районе люди должны жить без грохота автомобильных моторов и колес.
Позвонил, его уже ждали, раскрасневшаяся Роза (вспомнилась юнкерская поговорка – «когда люблю – фамилии не спрашиваю») встретила обильным щебетанием, возгласами и всплескиванием рук: «Моше, Моше, месье Абашидзе уже пришел, встречай!» Явился Штерн, опираясь на палку (в аптеке он был без оной, форсил, должно быть, на людях), в меру весело улыбнулся, пригласил в гостиную. Сели, в комнате стояли по углам горки со старинным фарфором, перехватив взгляд гостя, хозяин объяснил, что с юных лет обожает фарфор и более всего – мейсенский и русский. «Правда, в последние годы находить предметы все труднее и труднее, хотя… – Открыл прозрачную дверцу, извлек фарфоровую шкатулку рококо, протянул: – Откройте. Только аккуратно, пожалуйста…»