Литература как жизнь. Том I

Почему не назвал «Убиты под Москвой»? Не успел прочитать. Когда прочитал, подвел для себя итог: на моем веку отсутствия литературности в литературе «военная» повесть Константина Воробьева и «производственный» рассказ Александра Яшина – два приближения к литературе: материал оторван от реальности и возвращен читателю обработанным словом, создающим впечатление второй реальности. Остальное – достоверность, правдоподобие, обозначение символами без литературного таланта. То и другое лишено артистической дистанции – не произведение словесного искусства и, значит, не истина. Истиной может быть только подобие живого существа, постепенно раскрывающее заключённый в нём смысл.

Конрадианский маршрут

«Через время и расстояние Степан вглядывался в ту землю, где родился. Издалека она вставала перед ним огромной, таинственной и немой. Он боялся её, боялся вернуться к заре своей жизни. Только не туда! Только не туда!»

Джозеф Конрад. «Сестры», перевод Екатерины Сквайрс.

Благодаря «Знанию» посетил я на Украине и в России края, связанные с Джозефом Конрадом, английским писателем-поляком, уроженцем Бердичева и вологодским ссыльным. Конрадианцы мира смотрели на меня с завистью, их не пускали в те же места – расположение военных объектов. Один из энтузиастов, японец, проник даже в «сердце тьмы», в дебри Конго, а ему, когда он, следуя конрадианским маршрутом по всему миру, добрался до нас, не дали выехать из Москвы. «Позвольте я вас сфотографирую!» – воскликнул японец в надежде, что снимок передаст отсвет мест, где побывал я.

Теодор Конрад Коженевский родился в Бердичеве спустя семь лет после того, как там венчался Бальзак, в Житомире его крестили, мальчиком он через Москву вместе с родителями проделал путь за казенный счет: его отца, участника польского освободительного движения, сослали в «подмосковную Сибирь» – Вологду. Вологодский краевед Виктор Ксенофонтович Панов, с которым я переписывался, обнаружил в местном архиве сведения о пребывании в Вологде Аполло Коженевского с женой и сыном Конрадеком, будущим Джозефом Конрадом. В подмосковной Сибири матери стало хуже, Коженевским было позволено переехать к югу, в Чернигов, где Эвелина скончалась и там была похоронена: прах матери Конрада в нашей земле[291]. Семи лет Конрад вместе с отцом перебрался в Польшу, семнадцати лет покинул пределы Российской Империи, поступил во флот, сначала французский, затем британский.

Борис Конрад, сын писателя, мне рассказывал: когда его отец ступил на английский корабль, ему велели очистить палубу такими словами, которых почтенный джентльмен не решился повторить. Борис, инженер, работал в английском филиале компании Даймлера, та же фирма имела дела в России, и мой Дед Борис через Бориса Луцкого был связан с Даймлером. Мы с Борисом Конрадом стали переписываться, увиделись у него дома, в Англии. Борис Конрад отличался сверхъестественным сходством с отцом. Генри Купер напоминал своего прапрапрадеда, похожи на прадеда, особенно в профиль, правнучки Джека Лондона, но если верить в те «веяния неба», о которых говорит Гамлет, увидевший тень собственного отца, то нельзя было не думать, что призрак Джозефа Конрада явился мне во плоти. В профиль и контражур сын, которому было под восемьдесят, выглядел копией отца, особенно с одной фотографии, которую нередко помещают на обложку книг о Конраде. И вот призрак сошёл с обложки и говорит: «Я ещё ничего! Иногда, правда, трудно на ногах удержаться». Казалось, у него под ногами палуба и – штормит. От Бориса Конрада я услышал признание: иногда чувствовал он в отце нечто чуждое ему, англичанину, по крови наполовину, а по культуре – полностью. В представлении сына отец вдруг как бы удалялся от непосредственного окружения, словно уплывал. Куда? Куда же ещё, если не в страну его раннего детства? Об этой стране, если его спрашивали, Джозеф Конрад отзывался со скрежетом зубовным или вовсе отказывался отвечать, говоря: «Я ничего о русских не знаю». Но английский писатель Конрад, стопроцентный славянин Коженевский, знал страну своего рождения органически. У него сердце кровоточило при воспоминании о России: жандармы, ссылка, смерть матери, изломанная судьба отца, завещавшего сыну ненавидеть «доисторических чудовищ». Воспитан был Конрад в ненависти к Российской Империи, но связь с Россией в его творчестве сказывалась, ещё при жизни Конрада о том написал Евгений Ланн, имевший обыкновение говорить: «Не такой я дурак, как обо мне принято думать».