Не могу согласиться только со словом «капитальнейшие», в этих трудах нет исследования, есть истолкования, заполнившие с виду капитальные труды. В остальном – точно обозначено безоговорочное признание через голову читателей, которым, понятно, ни тогда, ни теперь не было и нет дела до истории американского романтизма. Однако при переоценке успех навязывается, что легко сделать занесением любого текста в список обязательного учебного чтения, каждый студент будет должен приобрести книгу, вот и тираж, вот и видимый успех, пусть подневольный. Было это проделано и с Фолкнером, чьи книги почти все, до одной, вышли из печати, то есть не тиражировались за отсутствием спроса. Выданная не читаемому писателю Нобелевская премия, главным образом усилием влиятельных французов (как это будет и с «Доктором Живаго»), возбудила интерес к имени, репутацию поддержали премиями национальными, а затем было выпущено серийное издание «Основное у Фолкнера» (Essential Faulkner), этот однотомник попал в канон институализированного, то есть обязательного чтения. Известна переписка составителя однотомника с издателями, которые рассчитывали на гарантированный сбыт.
Замечательное в своем роде издание авторского варианта романа Томаса Вулфа, ценный вклад в литературные анналы, однако (к счастью!) не стало массовым, не потребовало новых тиражей: значительность без занимательности не доходит до читателей. Читатели высказались в таком духе: «Первую главу прочел, дальнейшего не осилил. Произведение несомненно значительное, но предпочитаю общеизвестный вариант»[206]. Читатели, незараженные ученым снобизмом, судят по-читательски.
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё через него начало быть, и без него ничто не начало быть, что начало быть. В нём была жизнь, и жизнь была свет человеков».
Новозаветное описание словесного творчества, известное со второго века нашей эры, указывает на неизменный результат: освещение «жизни человеков». Священное Писание – текст от Бога, но существует и «разоблачительное» издание Библии, выпущенное… безбожниками? Нет, Библейским Обществом. Мне это издание скорее всего и не попало бы в руки, но увесистый том я чудом нашел, когда преподавал в Университете Адельфи. Случилось это до того, как сдал я экзамен на получение водительских прав. Ходил на занятия пешком, туда и обратно в общей сложности шесть миль. В тот раз иду и вижу: у дороги в луже лежит ценнейшее издание Библии, ценнейшее для тех, кто хочет понять, как возникло Писание.
Такие издания называются критическими, а вера не выносит критики, книга, не исключено, была выброшена истово верующим, ибо взявший эту книгу в руки убедился бы, сколько же в ней от редакторов. «Христианские Священные Писания в течение первых ста лет существования являли собой поле редакторских схваток за текстуальные изменения и переписывание».[207]
Промокшую Библию я подобрал, принес в кабинет, на ночь относил в котельную, там вешал на рукоятку метлы, как на веревку, и водружал свое устройство между двух параллельных теплых труб, утром ставил метлу на место, Библию забирал в кабинет, и каждый вечер, прежде чем оставить на просушку, страницы переворачивал и просматривал, предвкушая момент, когда наконец смогу проследить, как постепенно складывался канонический текст.
Как же Общество, ставившее своей целью распространение знаний о Священном Писаниии, не опасалось подорвать веру? Вера несокрушима, если это действительно вера, а не знание. Есть и ещё один давний довод, известный из прецедента: «Век Разума» Томаса Пейна, в сущности атеистический, был издан по цене, недоступной массе верующих, а состоятельные скептики, покупавшие книгу, были с ней заведомо согласны или же оставались непереубеждены. Библия, изданная Библейским Обществом, которую я выудил из лужи, обошлась бы каждому в сто двадцать долларов, когда благотворительное Общество Гидеона, защитника веры, распространяет свое издание даром.
Выпущенное Библейским Обществом, в отличие от множества комментированных изданий, было необычайно наглядным: разночтения напечатаны на полях. Разные издания Святого Писания я раньше читал, но ни одно столь отчетливо не показывало многовековое мирское вмешательство в текст, одновременно признаваемый священным.