Литература как жизнь. Том I

Курсовая по Грину за четвертый курс была мне зачтена, когда в конфликт с В. В. вмешался Роман, однако на пятом чуть было не возник раздор и с Романом. Из-за Шекспира. Вместо того чтобы писать дипломную работу, накатал я около сотни пересыпанных шекспировскими цитатами, пламенных страниц о том, что кругом, совсем как в «Гамлете», всё прогнило и одни продажные души. Прочитав мой опус, Роман опять-таки не дрогнул и даже не заставил меня ничего изменять и переписывать. Он квалифицировал то, что я ему принёс, как эссе, не подходящий к случаю жанр, вызвал своего аспиранта-шекспироведа, Ю. Ф. Шведова, и, как полагается, отдал ему мою писанину на отзыв. Юрий Филиппович покритиковал работу за неакадемический стиль, а также за недостаток историзма, тут бы всё и кончилось, но пошли по факультету разговоры, хотя сам я к распространению каких бы то ни было слухов руки не приложил. Написал, что думал, и принёс. Но как-то (может быть, через Ирину Петровну, секретаря кафедры, нам она сострадала) просочилось, что за правду человека собираются наказать.

Народу на моей защите набрался полный зал, пришла даже Лидь-Николавна Натан, у которой по успеваемости я числился тринадцатым, и случилось нечто, что надо видеть своими глазами, чтобы поверить, что такое бывает. Нет, дело вовсе не в моём «эссе». Пришёл Андрей Михайлов, старшекурсник, мы с ним играли в теннис. Его уже почти приняли в аспирантуру: требовалась осторожность, если хочет человек в самом деле попасть туда, куда его прочат. А по тогдашним временам малейшая оппозиция властям была равносильна гражданскому самоубийству.

Это Андрей и совершил, взявшись защищать теннисного партнера. Он, может, от страха дрожит, однако не «затыкается» и всё. «Андрей Дмитриевич, остановитесь! Молчите, говорю я вам!» – крикнул Роман, хотя на меня голоса не повысил, когда притащил я ему свою гамлетовщину. Однако мой защитник не умолкает. Не может молчать. Бледный, худенький, похожий на птицу манерой держаться, боком, готов послушаться, однако своим демоном внушаем говорит, требуя от оппонента изложить его понимание «Гамлета», дабы установить объективно, каковы недостатки концепции автора дипломной работы. Андрей выдергивал из под себя стул, на который его собирались усадить, но побороть себя был неспособен. Какая-то сила поднимала его и открывала ему рот, который требовали закрыть ради его собственных интересов. Сила порядочности. Быть может, по-гамлетовски говорил он себе «Зачем же я?…» и тут же: «Моя душа! О, не старейте, нервы!». Приходило ему на память из Монтеня: «Главное быть самим собой». А уж филфак нас научил верить великим словам! «Великие слова, – говорил студент того же факультета, – заключающие в себе целый мир…» (Герцен). И на трясущихся от страха ногах, по велению кантовского императива, диктующего – должен поступить, как должен, – поднялся молодой человек, не «рыцарь люстры» (клака на галерке, под потолком, где люстры), не было за ним ни поклонников, ни защитников. И даже им защищаемый опасался открыто сочувствовать защитнику: не ровен час, обоим крышка!

Член-корреспондент Академии Наук А. Д. Михайлов стал в ИМЛИ заведовать Отделом, который некогда возглавлял наш учитель Роман. Говорят, Андрея не любили. В этих разговорах и слухах слышится мне голос нашего с ним учителя: «Замолчите!» Андрей не замолкает. Пусть не любили окружающие, зато читатели скажут ему спасибо за подготовленные им издания в академической серии «Литературные памятники».

В Доме ГУКОНа

Основными видами научной деятельности в ИМЛИ являются открытые заседания секций и групп, проведение научных конференций и сессий, написание монографий и коллективных трудов о творчестве отечественных и зарубежных писателей, а также теории литературы».

Из рекламного буклета.

После Университета переместился я с Моховой по соседству на (бывшую) Воровского 25А, теперь Поварскую. «Была Поварская, стала Воровская!» – говорили таксисты нашего времени. Что-то говорят, когда вернулась Поварская?

Перемещение в Институт Мировой литературы явилось для меня ещё одним юнгианским совпадением: в том же здании некогда находилось Управление Коннозаводства, ГУКОН, известный за пределами конного мира по строкам из «Прозаседавшихся», стихотворения Маяковского, заслужившего ленинское одобрение. И мы заседали, наши конференции, учёные советы, гражданские панихиды проходили в зале, где восемьдесят лет тому назад хоронили покончившего с собой пушкинского зятя, управляющего Коннозаводством генерала Гартунга. А его вдова, Мария Александровна, урожденная Пушкина, подсказавшая Толстому «породистой» внешностью черты в образе Анны Карениной, доживала свой век в служебной квартире, где в наши времена помещался Архив.