– Здравствуй, Мари-Доминик.
Он произнёс это за мгновение до того, как она вывалилась из зарослей – запыхавшаяся, с красными пятнами на щеках и с разодранным едва ли не до середины бедра подолом. Следом невозмутимо выплыла сухопарая служанка в синем платье. Посмотрела на нас, как на пустое место, и медленно направилась вверх по дороге, к особняку.
– Хороший вечерний моцион, ничего не скажешь, – пробормотал я и схлопотал тычок под рёбра от Ирмы.
Но, кроме неё, никто на мои слова внимания не обратил. Даже волшебник – он, кажется, был полностью сосредоточен на Мари-Доминик.
Взгляд, наклон головы, полуулыбка.
– Я на минуточку, – виновато пролепетала девочка. Она тяжело дышала, упираясь руками в коленки и сильно согнув спину, и часто моргала, но взгляд в сторону не отводила.
– Раз ты так торопилась – значит, хотела сказать что-то очень важное? – коварно предположил волшебник. Пользуясь отсутствием Кормье, он перешёл на вкрадчивое «ты», но она то ли не заметила, то ли посчитала это естественным.
– Ах-ха, – выдохнула Мари-Доминик и вдруг в упор уставилась на меня. – Я видела, как ты летел… – Ирма пружинисто перекатилась на пятках, точно готова была в любую секунду прыгнуть и вцепиться девчонке в горло. – …Но я никому не скажу.
– Разумно, – похвалил волшебник. – И чего же ты хочешь, милая Мари-Доминик?
– По… говорить.
Он посмотрел на служанку, неподвижно застывшую далеко позади, у поворота дороги под расщепленной до самого основания вишней, на раскачивающийся на ветру фонарь, затем на меня – и благосклонно кивнул:
– Разрешаю. Ирма?
Ирма, виновато погладив меня по плечу, шмыгнула к волшебнику.
– Будь хорошим мальчиком, Келли, – серьёзно пожелал он и, как ни в чём не бывало, продолжил спускаться по дороге.
Я остался наедине с девчонкой.
– М-м… Сядем? – неуверенно предложила она и острым подбородком указала на траву под бузиной.
Земля оказалась тёплой и твёрдой. По ощущениям – скорее, нагретый за день кирпич, чем живая почва. Травинки щекотали поясницу сквозь тонкое трико. Мари-Доминик стрельнула в меня взглядом, разом повзрослев года на три, и потянулась ко мне за спину. Сорвала колкий стебелёк с синеватой метёлкой на конце, прикусила, отвернулась.
Похоже, разговор нужно было начинать мне.
– Тебе понравилось выступление?
М-да. Не лучшее начало, но сойдёт.
– Очень, – рассеянно кивнула она и зябко притянула коленки к подбородку. Платье беспомощно задралось. – Знаешь, когда Жоэль тебя стукнул, я перепугалась жутко. А потом вдруг поняла – ты не можешь упасть. Совсем и никогда, даже понарошку.
В голове у меня зазвенел призрачный камертон.
– Спасибо за комплимент.
– Компли… чего? – нахмурила она брови и нервно вгрызлась в травинку, отворачиваясь. – Ну не смейся хоть. Я чуть там не сдохла… сначала испугалась, а потом вдруг это. А потом испугалась ещё хуже, потому что Жоэль.
Мари-Доминик говорила сбивчиво и путанно, однако я её понимал с полуслова, как будто мы были знакомы уже лет триста, с прошлой жизни или даже с позапрошлой.
– Он тоже видел?
– Нет. Я его укусила… Ну! Я же просила – не смейся!
Она хлестанула меня травинкой поперёк плеча и насупилась.
– Извини.
– Я сама виноватая. Говорю, как дура, да? Это потому, что не училась. Жоэль в прошлом году гувернантку выгнал. Она ведь почти догадалась…
– О чём?
Мари-Доминик уткнулась лицом в коленки.
– Про маму.
По логике это означало что-то вроде «она догадалась, что маму на самом деле убили». Или: «что её убил Жоэль».
Но в голосе Мари-Доминик не было ни единой ноты сожаления. Маленькие девочки, живущие с ненавистным отцом, так не говорят о своей убитой матери.
– А где сейчас твоя мама?
Наверно, это был правильный вопрос. Такой, какой задал бы волшебник.
Мари-Доминик обернулась через плечо, потом слегка привстала, разглядывая служанку вдалеке, а потом разочарованно выдохнула:
– Не знаю. Но Жоэль её упустил, понимаешь? И меня упустит. Я вырасту и буду играть джаз на улице. У меня уже кларнет есть.
И ещё она сказала:
– Жоэль про тебя много думал. Про вас двоих.
И потом ещё:
– Он плохой человек.
Пошлый розовато-оранжевый фонарь сухо трескнул и потух.
Звёзды в небе сразу стали намного ярче.
– Я знаю. – Стоило это признать, и тяжесть в груди отпустила. – Только ты немного ошиблась. Опасаться нужно не мне, а волшебнику. Я просто… инструмент.
Мари-Доминик пожала плечами.
– Волшебник… Клермонт, да? Он, наверно, ещё страшнее Жоэля… Хорошо, что он твой, – неожиданно заключила она.
Возразить было нечего.
Действительно, хорошо.
На этом разговор и закончился. Мари-Доминик вскочила, отряхнула перепачканное сухой землёй платье, и побежала догонять служанку, даже не попрощавшись. Я толком так и не понял, о чём девчонка хотела поговорить, но подсознательно чувствовал, что те самые, правильные слова ещё всплывут в памяти.
В нужный момент.