Я долго, с четверть часа, наверное, а может, и больше, просидел на порожке фургона, размышляя, сдохну ли, если выброшу куклу в реку, или это всё правда случайность. Точнее, много-много случайностей, больших и маленьких.
А потом волшебник появился из темноты и сказал, что скоро наш номер.
Остаток отыграли безупречно. В большей степени это, конечно, была заслуга Ирмы. Она выступила дважды, в своё время и в самом конце, с новым номером. Назывался он «Невеста ветра» – смешно, потому что звездой был карликовый белый кролик-самец, которого в процессе представления наряжали в фату и сажали в украшенную цветами ротанговую корзинку. В корзинку впрягали двадцать голубей, тоже белых, и по сигналу птицы поднимали корзинку в воздух, а затем садились на специальную жердь уже в слепой зоне, за занавесом. Сопровождалось действо шуточной песенкой про то, как кроткую девицу ветер полюбил и послал за ней повозку о сорока белых крыльях.
Пела, разумеется, сама Ирма, голос – нежнее флейты, печальней скрипки.
Сразу вспоминались старые слухи, что девочка была нежеланным ребёнком оперной дивы и сбежала из дома после ссоры с очередным «отчимом». Похоже на правду – о матери Ирма упоминала редко, хотя помнила её наверняка очень хорошо, потому что к цирку прибилась лет в четырнадцать-пятнадцать, за год или за два до моего появления, и потом долго ещё нянчилась со мной, как с младшим братом. А мужчин намного старше себя просто не переваривала, и единственным исключением был волшебник.
Впрочем, он был исключением из любого правила.
Кстати, мы с волшебником тоже выступили неплохо. Сперва он распилил меня в ящике – простейший трюк, неизменно пользующийся успехом. А затем – прошёлся вдоль первого ряда зрителей с моим любимым фокусом. Волшебник на глазах у недоверчивой публики превращал сухие розы – в живые, а я потом разносил цветы по рядам и дарил их самым красивым девушкам.
То есть, конечно, это объявлялось вслух, что награждаются «самые прекрасные леди», а на деле я вручал цветы не только красавицам, но и полезным людям, на которых указывал Макди. Сегодня среди них были две сухопарые сестрицы мэра – неулыбчивые, с идеально выпрямленными спинами, жена главы полицейского управления – розовощёкая кудрявая блондинка, настоящая «полковничья жена», и девочка лет одиннадцати, сущий ангел – если, конечно, бывают смуглые черноволосые ангелы с зелёными глазами. Девочка сидела рядом с тем самым проницательным господином и приходилась ему, кажется, дочерью. Я вручил ей цветок, встав на одно колено, и в награду она посвятила меня в рыцари – тростью своего отца.
Зрители были в восторге.
После представления, когда труппа уже пару раз вышла на поклон, и зрители наконец-то нас отпустили, Макди подозвал меня и Ирму и вручил нам по десять франков.
– Вроде бы доли ещё не распределяли? – Ирма нахмурила тонкие брови, крутя в пальцах новенькую банкноту. – Или я что-то путаю?
– Подар-р-рочек, чёрт побери! – довольно расхохотался Макди. Монокль торжествующе сверкал в левом глазу. – Вы, р-ребятишки, понравились очень сер-р-рьёзному человеку.
– Как именно «понравились»?
Волшебник тенью выскользнул из-за угла и замер в полушаге от Макди – ресницы приопущены, на губах полуулыбка, в голосе легчайший намёк на недовольство.
Мне стало не по себе.
– Как ар-р-ртисты, – невозмутимо откликнулся Макди. Но на шаг назад всё-таки отступил – правильно, я бы и сам так сделал. – У господина Жоэля Кормье есть пр-р-релестная дочурка, и у неё скоро именины. Девочку зовут Мари-Доминик. И если она захочет увидеть вас на своём пр-разднике, это пр-ринесёт круглую сумму. И вам лично, и мне.
Волшебник склонил голову набок и начал медленно обходить Макди по дуге, против часовой стрелки, не переставая улыбаться. Бледное лицо в зеленоватом свете фонаря казалось лицом призрака.
– Значит, Жоэль Кормье… Кто он? – коротко спросил волшебник, снова останавливаясь за плечом у директора, на сей раз за левым. Ирма шагнула поближе ко мне и стиснула мои пальцы; ладонь у неё была холодной и влажной. – Вы сказали «серьёзный человек»… Насколько серьёзный, господин Макди?
Я не понимал, чего добивается волшебник. Обычно он ничего не делал без причины, а лучше без двух или трёх причин, но сейчас… Практика, когда понравившегося артиста заказывал кто-то из отцов города для маленького личного представления, отнюдь не была редкостью. Часть этих заказов Макди отсекал, особенно когда просили одолжить на вечер кого-нибудь из симпатичных гимнасток – своими он не торговал, при всех его недостатках; другое дело, если девушка сама хотела подзаработать – директор подобное не одобрял, но и не препятствовал.
Но здесь, кажется, речь шла не об этом.