— Погодите! Мне нужно подумать, подумать! — извинился он и выскочил из библиотеки. И опять поразился, увидев лапки у воробья, летящие жгучие капли, соломинки на снегу. И он уже не мог представить, что умрет.
Валя глядела на дверь, обитую коричневым дерматином, с планками крест-накрест. Качался, позванивал крюк. Он за много лет прочертил на косяке полукруглый желобок. Вот и все. Неужели никогда Устьянцев не откроет эту дверь?
Валя поехала в колхоз вместе с кукольниками.
Первый спектакль играли в школе. Ребята заполнили самый большой и солнечный класс. Сидели на скамейках, в проходе на полу, на подоконниках, стояли у стен.
Валя притулилась в уголке за ширмой так, что могла наблюдать и за кукольниками и за зрителями.
Показывали «Каштанку». Высокие Устьянцев и Истомин сильно приседали. На головы их были надеты самодельные из серого коленкора береты, чтобы волосы не торчали над ширмой.
Веселый Абакумов подмигнул Вале и растянул баян. Истомин, присев на корточки, следил за куклой над ширмой и, стараясь сочетать слова с ее движениями, запел «Вдоль по Питерской». Он играл пьяненького хозяина Каштанки, столяра Луку. Куклу за него «водила» Катя Клыкова.
Шло представление в цирке. Гусь стрелял из пушки, звонил в колокол. Каштанка пела под гармошку; прыгала в горящий обруч, рыча, грызлись львы, по арене скакали лошади, гимнасты крутились на турниках. Над ширмой жили маленькие зверюшки и человечки.
Когда умирал гусь Иван Иванович, Валя видела, как девочки плакали, а мальчики хмурились. И как же они потом жалели клоуна, когда Лука забрал у него свою Каштанку, и в то же время как они радовались за Луку!
Каштанка, услыхав голос Луки, растерянно заметалась по арене, а ребятишки закричали:
— Иди, иди, дуреха!
— Это же твой хозяин!
— Вот еще, не узнала!
— Каштанка! Иди, псина! — И кто-то из мальчиков засвистел, поднялся гвалт.
А когда Лука обнял свою собачонку, все затопали, закричали.
Валя видела волнение ребятишек. А за ширмой видела сосредоточенных, серьезных кукольников. Устьянцев то подавал кому-нибудь реквизит, то быстро и бесшумно помогал Подойницыну переставлять декорации и сам надевал куклу на руку, и лицо его, голос, фигура изменялись, он становился клоуном, а вместе с ним оживала над ширмой и кукла…
Ребятишки, делясь впечатлениями, толпились около ширмы, заглядывали в таинственную кукольную страну.
— Дядя, а собачка была не настоящая?
— А: как это клоун курил и дым изо рта шел?
— А как это вы делали, что сыпался снег? Сыпался и сыпался! — выкрикивали они.
— А вот сначала вы мне отгадайте загадку, — разговаривал Устьянцев с детьми. — «Она красная?» — «Нет, она черная». — «А почему она белая?» — «Потому, что зеленая». Что это, а?
Ребята окружили его, смеялись.
— Не знаете? Эх, вы! Это же черная смородина!
Устьянцев долго отвечал на вопросы, показывал ребятам, как играют куклы, и, наконец, загадал еще загадку:
—. Что на свете самое короткое и самое долгое, самое быстрое и самое медленное, чем больше всего пренебрегают и о чем больше всего жалеют? Тоже не знаете? Время!
В перерыве между двумя спектаклями за ширмой остались только Устьянцев да Валя.
— Ой, как это все интересно и ведь трудно как! — говорила Валя. — Попробуй-ка сразу делать два дела: и текст хорошо читать и чтобы кукла жила. Я бы не сумела!
Устьянцев засмеялся и попросил ее сесть в «зале». Над ширмой вдруг возникла корзинка, в ней что-то закопошилось. Только через миг Валя поняла, что это четыре цыпленка, четыре желтых пушистых комочка. Они трепыхали крылышками, вертели головками, лезли друг на друга, пищали. К ним подошла кукла. И Валя захохотала, узнав карикатуру на Устьянцева. Сходство было удивительное. Кукольный Устьянцев начал гладить цыплят.
— Сидите, глупышки, сидите. Ну, куда вы? В библиотеку? Так вас туда не пустят. Да и меня тоже. Зачем я там? Кто меня ждет?
Валя смеялась уже тише.
— Ах вы, глупышки, глупышки! — звучал голос Устьянцева. — Идемте лучше восвояси! — И кукольный Устьянцев закрыл корзинку платком и унес ее.
За ширмой стихло. Валя тоже молчала.
— Что же вы? Представление окончено. Идите сюда, — позвал Устьянцев. Оранжевая стенка ширмы стала выпуклой: должно быть, он уперся в нее носом.
Придя за ширму, Валя сказала:
— Здорово! Куклы прямо живые. А кто их делал?
— Да как будто я. Вот смотрите, все очень просто.
Цыплята были укреплены в корзинке без дна, каждый цыпленок надевался на палец.
Устьянцев снял очки — и Валя расплылась в тумане, надел — и вот она, хрупкая, почти прозрачная. Каждая ее родинка видна. Он, загадочно смеясь, притянул ее за руку.
— А остальных кукол тоже вы делали? — доверчиво спросила Валя.
— Сегодня в санях я поеду с вами. Ладно? — шепнул он.
— Ладно.
— И других кукол делал я! — громко ответил он. — Хотите, я и вас вылеплю?
— Ну, стоит ли возиться из-за меня? — она отвела глаза.
— Красавицу сделаю из вас!
И так им интересно и легко было разговаривать друг с другом…