Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

— Доброе утро, Антонина Степановна.

— Доброе утро. — Антонина Степановна посмотрела на нее внимательно. Сима читала письмо, и веки ее были красные.

В этот день в продажу поступила партия мужских и дамских сандалет. Они были недорогие, красивые. К прилавку вытянулась очередь. Стоял шум и крик.

Антонина Степановна сначала работала хмуро и молчаливо, а потом оживилась. Она с удовольствием оглядела толпящийся народ и мстительно подумала: «Ничего, пускай продергивают в газете, пускай! Все равно лучше меня никто в универмаге не работает!» Антонина Степановна была тщеславной и не могла сносить соперничества. За работой других продавцов она следила ревниво.

Перед ней мелькали разгоряченные лица, тянулось много рук, несколько голосов кричало:

— Выпишите мне!

— Моя очередь! Мне!

И Антонина Степановна с профессиональной ловкостью и даже красотой в движениях раскрывала коробки, стремительно, но мягко клала сандалеты перед покупателем, мгновенно укладывала обратно в коробку, выписывала чек и командовала:

— Следующий!

Она гордилась мастерством и торжествующе поглядывала на Симу, которая долго возилась с каждым покупателем, неуклюже копалась в груде обуви. Это глазки строить легко, а ты вот покажи работу!

Антонина Степановна точно стала выше, моложе. Иногда она строго кричала:

— Товарищи, ну что вы жмете друг друга, не понимаю! На всех же хватит!

И действительно, стихали. Ее побаивались. В очереди говорили:

— Молодец, в руках все горит!

А сердце ее не покидала тревога. Как же дальше-то жить? Невозможно больше входить в эту пустую комнату с консервной банкой на столе.

Думая, она продолжала работу:

— Вам какой размер?

— Тридцать девятый, пожалуйста.

Сандалеты появились на прилавке.

— Выписывать?

— Да, да!

И Антонина Степановна выписывала чек.

Будь проклята война! Разве мало их, таких вдов-то, неустроенных, постаревших, одиноких? Кто знает об их думах в пустых комнатах?

— Сороковой размер есть?

— Уже кончился. Возьмите сорок первый.

Да за что же винить Гречихина? Что она может дать ему?

— Выпишите мне эту пару.

Руки выписывали чеки, рылись в коробках.

— Товарищи, — осиливая шум, крикнула Антонина Степановна, — тридцать девятый размер кончился! Кто следующий?

Жизнь трудная, запутанная. Легко ли устроить ее? Бывают непоправимые положения. Так все непоправимо у нее. И Антонина Степановна тоскливо вздыхает.

— Да вы не сердитесь, золотко, — принялась оправдываться старая женщина в клетчатом пальто, — я ведь роюсь не от каприза, а нога у сына ранена, так я выбираю туфли пошире…

— Нет, нет, я ничего, — ответила Антонина Степановна, — пожалуйста, выбирайте!

— А я вот эти возьму! — крикнула девушка с мальчишеской челкой.

— Бери, бери, детка, — смеялась Антонина Степановна, — когда же и пофорсить, как не сейчас! Молодая, невеста. Танцуй себе. Хорошо это.

Ну почему у нее нет детей? Пускай трудно, зато это жизнь. В доме смех, крик.

Сбоку пробиралась соседка, за ней другая, шептали:

— Тоня, выпиши нам!

Антонина Степановна хмурилась. Она терпеть не могла, когда лезли вот так.

— Становитесь в очередь. Стоят же люди, а вы чем лучше их?

И возмущенные соседки еще раз убеждались, что у этой гордячки невыносимый характер.

— Не выписывайте этому гражданину!

— Он без очереди!

— Вы куда лезете! Безобразие!

Было душно, от шума разболелась голова. Антонина Степановна побледнела и вытерла платком лоб.

Вплотную к прилавку стояли, должно быть, брат и сестра, рыжие, красивые, похожие друг на друга. Они взволновались:

— Вам плохо? Что с вами?

— Нет, это так… ничего… — заставила себя улыбнуться Антонина Степановна, но улыбка получилась жалкая.

— Душно. Может быть, вам лимонаду принести?

— Нет, что вы, спасибо, — с благодарностью в глазах проговорила она, — вам какие туфли?

Только вот им она и нужна. К ней тянулись десятки рук.

— Немножко потише, товарищи, — попросила Антонина Степановна.

И все стихли, увидев на ее улыбающемся лице тоскливые глаза…

«Ну, слава богу, теперь многие на лето обеспечены обувью», — подумала Антонина Степановна, выходя из универмага. Ноги гудели. Проваливаясь в раскисшем снегу, дошла до сквера. Следы сразу же заливала вода. Пахло талым снегом. Вдали, на красной полосе заката, черные березы, низко кланяясь, простирали по ветру, как по воде, гибкие ветви и становились однобокими, горбатыми.

Внезапно Антонина Степановна увидела в боковой аллее Симу. Та сидела на скамейке ссутулившись, и плечи ее вздрагивали. Антонина Степановна остановилась нерешительно, а потом тихо подошла. Сима плакала неутешно, по-детски.

— Что с вами, Симочка? — подсела она.

Сима вздрогнула, повернулась и вдруг обхватила Антонину Степановну за плечи и уткнулась ей в грудь. Вязаная алая шапочка скатилась по спине на скамью, косы свесились почти до лужицы.

— Ну, успокойтесь, расскажите, что случилось?

Такого голоса у Антонины Степановны Сима еще не слыхала.