Листки с электронной стены

Во-вторых, хотя Бадью прямо такого не заявляет, капитализм фактически описывается у него как абсолютное зло, почти как терроризм в понимании властей; один враг заменяется другим, но сохраняется парадигма антагонизма, войны на уничтожение. Это плохо для концепции: как только философ начинает мыслить в категориях вражды, его мысль становится односторонней. Маркс относился к капитализму иначе — сознавал его прогрессивную роль и предлагал не уничтожать, а преодолевать его; сегодня, например, это значит продолжать и развивать, совершенствовать начатую им глобализацию. Бадью вроде бы и нащупывает эту проблему, но толкует ее в узко политическом, партийном смысле объединения коммунистов всех стран. Это, к сожалению, типично для современных левых, они часто упускают из виду диалектическую перспективу: не разрушать капитализм, а сделать лучше, чем он. Когда-то московские левые кричали на своих демонстрациях: «Нет фашизму, нет капитализму!» Оно, пожалуй, и так, но только у этих двух «нет» должен быть разный смысл, два разных модуса отрицания.

Есть еще одна проблема, связанная уже не с концептуальным содержанием книжки Бадью, а с ее коммуникативной ситуацией. Автор за нее не в ответе: в своей лекции он обращался к тем, кто его пригласил, а эти люди — жители Франции, пусть и бедного парижского пригорода (а уж тем более читатели его книги) — в общем и целом «люди Запада», относительно привилегированный класс, если рассматривать его в мировом масштабе; в старых марксистских терминах, не то рабочая аристократия, не то мелкая буржуазия. Традиционно левые обращаются не к ним, а к пролетариату — но, по мысли Бадью, в роли современного пролетариата, самого обездоленного класса, которому нечего терять, оказываются (я, конечно, упрощаю) те самые два миллиарда людей, не нужных мировому рынку. А где, в какой форме и на каком языке разговаривать с ними?

Facebook

Политика ума и сердца 19.06.2016

Йоркшир, где я сейчас живу, на днях печально прославился первым в Великобритании за несколько десятилетий политическим убийством: в городке Берсталле близ Лидса среди бела дня на улице зарезали (и для верности еще застрелили в упор) члена парламента Джо Кокс — молодую симпатичную женщину, активного и многообещающего политика. Она была лейбористкой и перед референдумом о выходе из Европейского союза агитировала за европейскую интеграцию, против Brexit’а. Как раз шла с одного предвыборного собрания на другое — пешком и без охраны: а чего опасаться, там маленький провинциальный городок в цивилизованной стране. Но страсти вокруг народного волеизъявления разгорелись до такой степени, что пролилась кровь.

Убийца, конечно, психопат, но, совершив свое дело, он прокричал то, что положено по патриотической идеологии: «Britain first!» (это не просто лозунг, а название крайне правой партии, которая, разумеется, поспешила откреститься от такого симпатизанта). И вот какая нехитрая мысль приходит в голову: невозможно ведь даже представить себе, чтобы какой-то ополоумевший сторонник ЕС пошел резать своих оппонентов на улицах, — а вот для патриота такое не совсем исключено. Потому что евроинтеграция — это рациональная политика, а патриотизм — страсть, и на почве страсти можно свихнуться. Любовь к родине, как и всякая любовь, может довести до сумасшествия, а дружба и сотрудничество не могут. Не потому, что они добрее любви: просто они не столь интимны, более открыты к публичной сфере и разумным решениям, а тем самым вакцинированы от безумия.

У всех есть родина, и все ее любят, но это слишком интимное, нутряное чувство приходится контролировать, иначе оно способно довести до беды. Может быть, гибель Джо Кокс побудит кого-то из колеблющихся британских избирателей задуматься и проголосовать на референдуме не «сердцем», а «умом». Но, конечно, цена уже заплачена непоправимо высокая.

Facebook

Возобновляемая энергия 5.07.2016

Завораживающая черта современного европейского пейзажа — ветряные электрогенераторы, которые машут своими тремя гигантскими руками-лопастями иногда в одиночку, а чаще малыми или большими стаями — на голых и безлюдных горах Шотландии, на морском мелководье близ побережья, на холмах вокруг городов. По-английски они называются красивой метафорой — windfarms.