Лист Мёбиуса

Да уж, в фотокомнате вершился мистический, языческий, а может быть, божественный ритуал. Прежде всего закрывали ставни, свет давал один лишь красный фонарь, в котором горела лампа. Этот красный свет был и замечательный и жуткий. Словно бы в нем заключалось нечто запретное. Вот дедушка нежно берет своими заскорузлыми от кузнечной и столярной работы пальцами стеклянную пластинку и погружает в ванночку так, чтобы раствор сразу ее покрыл. Молочно-белая пластинка начинает тускнеть, обозначаются смутные контуры, по которым еще никак не поймешь, что же должно появиться. В этом есть что-то от ворожбы. Время от времени дедушка достает пластинку из проявителя, разглядывает ее и его глаз многозначительно сверкает за очками. Он бормочет «мхмм» и снова погружает пластинку в раствор, а ванночку периодически покачивает, чтобы свежий слой раствора мог продолжить свое таинственное действо. И впрямь таинственное, ибо на пластинке волшебным образом возникает мир с обратным знаком — черное становится белым и наоборот. (Когда Эн. Эл. слышит теперь слово «антимир», ему тут же приходит на память работа в темной комнате.) Это своеобразное, чуточку религиозного свойства вывертывание шиворот-навыворот, наблюдая за которым, так и тянет перефразировать рокочущий голос священника: «кто был белым, тот станет черным…»

Но еще интереснее и быстрее делать сами карточки. («Сегодня нам предстоит позитивный процесс!» — торжественно объявляет мальчик бабушке. Словно язык не поворачивается сказать просто: сегодня мы будем печатать карточки.) Белый лист мистически тускнеет, и ты еще не можешь угадать, какая нечисть притаилась на дне ванночки и вот-вот зыркнет на тебя оттуда. Почему-то ему не удается точно определить момент, когда ничто превратится в нечто, хотя бы в Тоомаса с хутора Пеэтриаду. А иногда появляется совсем не то, чего ты ждал: сквозь мерцающее зеркало раствора на тебя смотрит худой, кожа да кости, и иронически улыбающийся покойник. Ты вздрагиваешь. И некое необъяснимое чувство овладевает тобой: будто ты знаешь, что в тот миг, когда на бумаге проступят знакомые черты, в черном ящике под свежим могильным холмиком позади церкви должно произойти какое-то внезапное, скрытое ото всех движение. Мальчик буквально ощущал, что между человеком и его карточкой должна существовать своеобразная связь. И когда он много лет спустя прочитает, что магометане даже рисовать человека не разрешают, то нисколько не удивится этому.

Из проявителя карточки перемещаются на промывку в воду, слегка попахивающую уксусом, а уж оттуда в закрепитель. Затем дедушка аккуратно складывает неиспользованную фотобумагу обратно в черный, цвета смерти, пакет. Когда же он наконец распахивает ставни, впуская дневной свет, вся мистика исчезает. Все обнажается, становится беспомощным. Застенчиво смотрят на тебя зафиксированные на фотобумаге, словно бы забальзамированные человеческие существа. И даже запечатлен миг, выхваченный из потока времени и составляющий какие-то секунды, — например, 15.00 15 июня 1946 года, причем в этом акте есть что-то насильственное.

Иногда дедушка позволял себе подтрунивать над укрощенными мгновениями, потому что всякое выворачивание наизнанку в какой-то степени издевка: к проявленной пластинке он прикладывал чистую и засвечивал ее, как обычно поступал с фотобумагой. Со второй пластинки дедушка делал новый отпечаток, где все выходило наоборот. Фосфорически поблескивали глазницы на негроидных лицах, за тобой следил с карточки таинственный народ, какое-то страшное существо вертело тросточкой, другое, подняв два пальца, делало рожки стоящему впереди. Потусторонний мир, гротескный карнавал скелетов.

Однако работа окончена, надо навести порядок и снова слить растворы в бутыли, причем их ни в коем случае нельзя перепутать, говорит дедушка, иначе все испорчено. Предостережение звучит так грозно, что кажется, стоит ошибиться, как произойдет тотальный взрыв и всеобщая катастрофа. В своих дурных снах мальчик непременно сливает жидкости не так и случается ужасное несчастье — сам он исчезает и осаждается на бумаге, замирает на ней так же потеряно, как его предки, отошедшие в мир иной. Электрохимические процессы делают свое волшебное дело.

Неужто и в мозгу Эн. Эл. идет нечто подобное процессу проявления? Ведь он обнаруживает все новые точки. Когда же свершается непостижимый переход и точки превращаются в линию? Однако пока ни линий, ни контуров не возникло; наверное, математики докажут, что для возникновения линии потребуется бесчисленное множество точек, ибо у этих чертовых точек нет протяженности. Ну, а как же из них тогда хоть что-то может получиться? Впрочем, жизнь это все-таки не математика.