Лист Мёбиуса

– Да уж скорее – доброй ночи, – прокхекхекал голос. Еще пара шагов, и я сумел разглядеть одинокого железнодорожника. Его возраст было трудно определить: где-то от 35 до 55. Он был стройным, подтянутым, с большими руками. Такой врежет кулачищем по сусалам – и поминай как звали. Мужчина в расцвете лет. Но глаза! Серые глаза обрамляли паутинки морщинок. Глаза были внимательными и мудрыми. Нет, не добрыми, как у Санта Клауса, и не жесткими, как у Рональда Рейгана, а как у естествоиспытателя, изучающего под микроскопом… того же мотылька! Нос тоже впечатлял – правильный римский нос. Железнодорожник снял фуражку, чтобы протереть платком заблестевшую лысину, и сходство с римлянином стало стопроцентным. Сократ, Платон, Цицерон, а может, даже где-то Цезарь! Больше под рукой сравнений не нашлось, и я решил, что надо освежить в памяти при случае всю историю античности.

– Иван Григорьевич Бойко, – представился римлянин. – Обходчик путей.

– Не начальник станции? – поинтересовался я.

– Какой станции? Нет тут никакой станции, даже полустанка нет. Так – одно недоразумение.

– А как же тогда… – осекся я и впал в ступор.

– Чего как же? Здесь только местные поезда останавливаются на пару минут – почту сбросить, пассажиров принять. А такие солидные поезда, как твой – поезда дальнего следования, – не останавливаются здесь вообще. Километрах в десяти отсюда есть городок Неведа, там и станция.

– Как городок называется? Невада?

– Невада – это штат в Америке, а Неведа – станция. Считай сто лет ей. Не закрыли только из уважения к старости, как музей. Сам городок-то бесперспективный, жителей с каждым годом все меньше и меньше. Норовят все в крупные города, поближе к благам цивилизации. А я считаю, жить здесь можно. Смотря кто что от жизни ждет. Да что мы на улице? Проходи в дом, – засуетился гостеприимно Иван Григорьевич. – Сейчас чайку соорудим, а хочешь – чего покрепче плесну?

– Не отказался бы, – обрадованно согласился я.

9.

Федор Толсторюпин начал паниковать ровно через две минуты. Он не докурил сигарету, спешно ее затушил, посмотрел на меня грустными глазами и сказал:

– Надо идти к начальнику поезда, все ему расскажем, чай не преступники какие. Он нам билеты выпишет, не надо будет бегать по вагонам и прятаться.

– Выпишет. Как же. Догонит и еще выпишет. Штраф, – я с усмешкой посматривал на Федю. Встречаются же такие экземпляры! Бедняга верит в идеалы и при этом туп неимоверно. Наверное, старушкам помогает дорогу перейти, даже когда им это и не надо. Хотя, какое может быть движение в Верхней Толсторюпинке? Два мотоциклиста раз в пятилетку столкнутся на единственном перекрестке и только лишь потому, что оба задом наперед на сиденьях сидели! Скорее всего, Толсторюпин воду из колодцев толсторюпинцам таскает. Бесплатно, в качестве тимуровской помощи.

Через тамбур прошла проводница из соседнего вагона. Она глянула на нас подозрительно и бросила мимоходом:

– Пройдите на места, пожалуйста. Сейчас билеты проверять будем.

Федор побледнел. Его лицо покрылось испариной:

– Вот видишь, видишь, что творится? Ссодют нас, ни в п…, ни в Красную Армию. К начальнику поезда надо идти, дело говорю!

– Барин нас рассудит, барин нам поможет. Эх, ты, Федя! – с досадой произнес я. – Ты случайно не директором металлургического комбината работаешь?

– А че? Похож на директора? – расплылся в широкой улыбке Федор. – Не-а, я шофером работаю на водовозке. У нас по водопроводу вода техническая подается, только чтоб постирать там, полы помыть, огород полить. А для питья – я развожу по дворам каждый день.

– Бесплатно?

– Ну да, не хватало еще с людей за воду деньги брать. А ты че про директора-то спросил?

– Да так. Подсчитываю кое-что. Билет до Сарапула одиннадцать рублей стоит. Так? Нас двое. Так? Уже двадцать два рубля. Все это умножай на два, так как нас оштрафуют в аккурат на сто процентов. Итого – сорок четыре рубля. Вот я и подумал – откуда такие деньги у человека, который совсем не директор комбината, а просто бесплатно развозит воду несчастным толсторюпинцам.

– Я не бесплатно работаю! – обиженно засопел Федя. Он наконец-то понял, что я над ним издеваюсь. – Мне поселковый совет зарплату платит – сто четыре рубля двадцать копеек. Это раз. А толсторюпинцы вовсе не несчастные… это два.

– Ладно, ладно, толсторюпинцы – счастливые, извини и успокойся, – миролюбиво заключил я. – Но твои сто четыре двадцать минус подоходный да минус за бездетность превращаются в итоге в девяносто рублей на руки. И ты готов половину своей месячной зарплаты отдать какому-то алчному, коварному и нечистому на руку проходимцу?!!

– Кому? – заморгал голубыми глазами Федя.

– Начальнику поезда.

– Ну, ты загнул, – рассердился Федор, – ни в п…, ни в Красную Армию! Все – пошли сдаваться.

– Пошли, тимуровец, – пробурчал я недовольно.

– Почему тимуровец?

– Потому что я – Квакин!

Пока мы пробирались через вагоны к центру поезда, где, как нам объяснили, находилась резиденция начальника, Федор с разочарованием узнал, что у меня наличности всего-ничего – пять рублей.

– Ты же говорил, что тебе двадцать копеек не хватает.