Лисья тень

Я не до конца понимала, о чем говорит учитель, но в тот момент это было неважно. Опустив голову, я скользнула в дыру, проползла под полом и выскочила из-под веранды. Убедившись, что поблизости нет монахов и в особенности учителя Исао, я поспешила в сад, к старому клену, растущему у храмовой ограды. Лисьи лапы двигались проворно и ловко, кора дерева была неровной, и потому я легко вскарабкалась на клен, перескочила через ограду и скрылась в прохладной лесной тиши.

Вечером я сидела на плоском камне у любимого пруда, опустив ноги в воду, и думала, что же делать дальше. Над зеркальной гладью проносились стрекозы, рядом лениво плавала усатая рыба и время от времени тыкалась мордой в мои пальцы, снова ставшие человеческими. Солнце нагрело камень, а легкий ветерок шелестел в бамбуковых зарослях, окружавших пруд. Это место помогало забыть обо всех бедах, и я часто приходила сюда, когда жизнь в храме становилась совсем уж невыносимой — или когда пряталась от Дэнги. Обычно вода, ветерок и рыбы в пруду мгновенно спасали меня от тревог. Но сегодня я не могла выбросить из головы услышанное в храме.

Лишить меня магии? Вот просто взять и лишить? Сделать так, чтобы я не могла больше создавать иллюзии, менять форму, призывать лисий огонь? Нет, это уж слишком. Мои выходки были безобидными, за все время от них пострадала разве что гордость Дэнги. Ну и, может быть, парочка раздвижных дверей.

Я взглянула на свое отражение в воде. На меня смотрела девушка с острыми ушками, желтыми глазами и пушистым хвостом, обвившим ее ноги. «В девчонке больше лисьего, чем человечьего, — в гневе выкрикнул Дэнга, выбегая из зала. — Природа ёкая в ней затмевает людскую».

— Это ложь, — сообщила я кицунэ, глядящей на меня из воды. — Во мне по-прежнему куда больше человеческого. По крайней мере, я так думаю.

— Разговариваешь сама с собой, лисенок?

Я подняла глаза. Пруд медленно огибала невысокая пожилая женщина. Платье у нее было поношенное, на голове — широкополая соломенная шляпа, а на ногах — тонувшие в траве деревянные сандалии на высокой подошве. Узловатой рукой она придерживала на плече бамбуковую удочку, а в другой несла веревку, на которой висело несколько мелких рыбешек. Из-под шляпы смотрели ярко-желтые глаза.

Я улыбнулась.

— Добрый вечер, Тануки-баба [12], — вежливо поздоровалась я. — Что вы тут делаете?

Старушка фыркнула и подняла связку рыбешек.

— Цветы сажаю, ты что, не видишь?

Я озадаченно нахмурилась.

— Но… это же рыба. Зачем вам вообще сажать цветы, Тануки-баба? Вы же их не едите.

— Вот именно. Некоторым из нас приходится хорошенечко потрудиться, чтобы добыть еду, в отличие от избалованных наивных полукровок, которых я уж не буду называть по имени. — Она взглянула на меня из-под шляпы, изогнув тонкую седую бровь. — А вот ты что тут делаешь, да еще так поздно, лисенок? Эти твои люди не шибко любят, когда ты слоняешься по лесу. — Она хихикнула, и во рту у нее сверкнули желтые зубы. — Что, Дэнга-сан вновь вышел на тропу войны? Ты опять превратила кошку в чайник?

— Нет, такого я уже давно не делала — кошка царапается, когда я пытаюсь положить лист ей на голову. Но… — Меня охватила дрожь, и я сцепила руки. Нагретый солнцем камень вдруг показался ледяным. — Дэнга-сан очень рассердился, — поведала я. — В жизни не видела его таким. Он сказал, что во мне больше от ёкая, чем от человека, и что учитель Исао должен отнять у меня волшебную силу. Что, если учитель Исао его послушает? Что, если меня и впрямь лишат магии? Я… — Я запнулась, и все внутри у меня сжалось. — Я и представить себе не могу, каково это — жить без магии. Уж лучше бы мне отрезали пальцы или глаза выкололи. Если меня лишат волшебства, что со мной будет?

Тануки-баба фыркнула.

— Пойдем, — позвала она, указав на тропу концом своей удочки. — Угощу тебя чаем.

Я соскочила с камня и последовала за сгорбленной фигурой, которая повела меня по узкой извилистой тропе через бамбуковый лес. Удочка тихонько постукивала ее по плечу, а из-под платья то и дело высовывался кончик коричневого хвоста. Я сделала вид, что не замечаю его, зная, что и Тануки-баба притворяется, будто не видит моих ушей и хвоста. Таков был негласный закон ёкаев: они не привлекали внимания к своей… «ёкайности» во избежание слежки, травли или проклятий. Впрочем, Тануки-баба я не боялась. Со мной она всегда обращалась радушно, как с родной внучкой, любила рассказывать захватывающие, а порой и жуткие истории о том, какие фокусы проделывала над людьми, когда была еще совсем юной тануки [13].

Пройдя через заросли бамбука, мы углубились в чащу леса. Здесь древние деревья росли так близко друг к другу, что их ветви тесно переплетались, почти закрывая собой солнце. Свет слабыми лучиками пробивался сквозь листья и усеивал землю под ногами пестрыми пятнами, а в воздухе было разлито благоговейное спокойствие. Любопытные кодама, древесные лесные духи, глядели на нас из-за листьев, а некоторые даже скакали за нами вдоль тропы. Их полупрозрачные зеленые тельца были не больше пальца.