Лис

После пар позвонил Павел Королюк, предложил подбросить до дому. После ноябрьских в Москве наконец похолодало. Они давно не встречались, хотя преподавали в одном университете. У Паши семья, много дел в фирме. Сейчас он возглавляет юридический департамент, ведущий дела крупных клиентов, у него два десятка подчиненных, возвращается домой за полночь. Хотя, возможно, причина не только в этом. Тагерт чувствовал, что Королюк, хотя и продолжает числить его в друзьях, но, как бы сказать, держит в запасных. Новая жизнь, новые знакомства, новые деловые контакты, а времени в обрез, и Павел отдает это время новым людям, выстраивает дружбы, укрепляет связи, как выражаются политические обозреватели.

О неприятностях на кафедре Тагерт в университете ни с кем не говорил: он взрослый человек, справится сам. Тем не менее по университету уже гуляли слухи, которые, видимо, добрались и до Королюка.

– Здорово, народоволец! – приветствовал он Тагерта. – Все бунтуешь?

Глаза Павла за стеклами очков выглядели уставшими.

– Иных любить тяжелый крест.

– Но-но!

Вдруг вспыхнула радость, словно в разгар тяжелого сражения показалась свежая дружина, спешащая на подмогу. После морозного воздуха в салоне машине окутывал умиротворяющий комфорт. Тагерт продолжал ездить в метро – припарковать автомобиль рядом с университетом невозможно, да и время на дорогу по пробкам не рассчитаешь. Он вдруг вспомнил самую первую их с Пашей поездку – сколько лет утекло с тех пор? – такой же уют, в котором радость быть рядом с другом умножает или даже заменяет удобство.

«Лексус», автомобиль, подобающий положению успешного менеджера, мягко отчалил от тротуара и поплыл в сторону Пресни. Полусерьезно, избегая тона обиды или жалобы, Тагерт рассказал о проверках. Паша хмыкал, вставлял короткие замечания, наконец, сказал задумчиво:

– Почему бы тебе не перейти на эту методичку? Год-другой потерпишь, а там, кто знает, может, ветер переменится.

Радостное оживление остановилось, точно наткнулось на преграду. Уж не ослышался ли он? Верно ли все понял?

– По-твоему, мне нужно отказаться от главного, прости за высокопарность, труда моей жизни?

– Ты и не отказываешься. Просто… да двигай ты уже! – Королюк раздраженно просигналил замешкавшемуся впереди микроавтобусу. – Просто тактически отступаешь на заранее подготовленные позиции. Вре-мен-но!

Тагерт смотрел на приборную доску, похожую на пульт управления небольшого космического корабля.

– Паша, какой в этом смысл? Отступить от того, ради чего работаешь, чтобы продолжать работать? Потерпеть бессмыслицу два-три-четыре года или дольше? Зачем? В чем смысл терпеть бессмыслицу?

Павел пожал плечами:

– Потому что это твоя работа, ты создан для нее, может так? Потому что тебе без нее будет плохо и ты принесешь на этом месте какую-то пользу?

Сергей Генрихович хотел возразить, дескать, в чем же польза преподавания несуществующего языка на искусственных примерах, но вдруг почувствовал, что не хочет говорить. Ему сделалось тесно, он почувствовал, какой чужой, суконный воздух в машине, и замолчал. Умолк и Королюк, который через минуту включил приятную музыку, потому что в машине подобного класса все предусмотрено для комфортабельной поездки.

•

Ошеева внимательно слушала проректора. Диссертационный совет перенести на июнь: профессор Шеляков в Мадриде, заменить можно, но нецелесообразно. Цекулидзе согласился прочитать курс театрального менеджмента на новом факультете управления. Заломил за час несусветную цену, но мы его по трудовому договору на полставки оформим, в неделю как раз то и выйдет. Ошеева одобрительно кивнула. Конечно, за полставки нужно пять-шесть пар вести плюс консультации и научная работа, но Цекулидзе – громкое имя, отличная реклама факультета и вуза в целом.

Были с Галей Булкиной с проверкой у Тагерта, продолжала Матонина.

– Понравилось? – усмехнулась Елена Викторовна.

– Семинар начался с опозданием. Вместо того, чтобы проверить домашнее задание, сначала давал новый материал, что нарушает заведенный порядок. Какие-то игрища, забавы, минут пятнадцать от урока потеряли. А главное – он продолжает проталкивать свой словарь, хотя кафедра…

– Сколько времени у него осталось до истечения контракта? – прервала проректора Ошеева.

– Три года. В позапрошлом году подписали.

Елена Викторовна задумалась. Можно, конечно, пойти по пути выговоров за нарушение трудовой дисциплины. Но это наверняка означает суд, ненужную огласку: у Тагерта полно поклонников среди выпускников, в том числе работающих в судах.

– Выговоры пока остановить, но проверки продолжать – он не должен воображать, что о нем забыли и с его нарушениями согласились. Вторую латинистку – эту, как ее, одноглазую, – предложить кафедре поставить руководителем латинской секцией.

– Поняла, – кивала Матонина, делая пометки в блокноте.

– Подготовьте, пожалуйста, проект документа, по которому преподаватели не могут заставлять студентов покупать учебники, если библиотека располагает необходимыми пособиями. Тут и сказочке конец, – произнесла Елена Викторовна и улыбнулась.

•