Лис

– Господин Тусминский! – внушительно произнес мушкетер. – Лучше всего будет, если мы сейчас в вашем присутствии опишем имущество и тут же уйдем. Потом вы можете оспорить в суде претензии бывшей супруги, и все вещи останутся на своих местах. Нам не придется звать подкрепление, таранить прекрасную дверь. Мы просто выполняем свой долг, как и вы, вероятно, исполняете ваш.

Брезгливо отшвырнув галстук, Тусминский отступил в глубину прихожей.

– Давайте, описывайте. На здоровье. Ты бы знал, на какую миледи работаешь! Квартиру ей отписал целиком. Не сарайку! Вон клюшку ребенку купил, смотри. Ее делить будем?

Кирилл Семенович потрясал маленькой пластиковой клюшкой канареечного цвета. Через минуту он сдавленно кричал из спальни:

– Аня, все переноси на завтра! Дома авария, нет, никак не могу. Потом, потом!

Понятые с робким любопытством посматривали на висящую картину, где дебелая нимфа в прыжке тянулась к чайке, вперившей в прелестницу восторженный взгляд.

•

– Юр, ты бы одевался как человек, это я тебе как друг говорю. – Помощник пристава Никитин то обгонял широко шагающего Савича, то отставал, с ненавистью глядя на алую изнанку василькового плаща. – Мы же государственные люди, а не цирк с конями.

Никитин перешел в службу судебных приставов недавно и попал в подчинение Савича, который был вдвое моложе его. И серая щетина на маленькой голове, и короткий острый нос, и глаза Никитина казались всегда сердитыми, точно подтверждали воробьиную готовность броситься в драку.

– Главное – долг мы исполнили, – примирительно отвечал мушкетер. – Теперь насчет платья… Судьи облачаются в черные мантии, обратите внимание. Не в деловой костюм, не в мундир. Это прямо в законе прописано. Почему?

– По кочану. Все люди как люди, один ты в пижаме с галунами. Перед клиентами неудобно.

– Потому, – спокойно продолжал Савич, – что закон и справедливость не прячутся в толпе, не сливаются с ней. Мы рыцари, господин Никитин, мы приходим из предания, из вечности. Это должно быть видно сразу, с первого взгляда.

Очевидно, доводы о вечности не произвели на господина Никитина должного впечатления. Он по-прежнему старался идти так, чтобы не поравняться с мушкетером.

•

Юрий Савич родился и прожил первые двадцать лет в городе Жуковском, в маленькой двухкомнатной квартирке вдвоем с матерью. Отца Юрий не видел никогда – не только живьем, но и на фотографиях. Мать работала на двух работах, а Юра учился в самой обыкновенной школе и до шестого класса каждый день оставался до вечера в группе продленного дня. Гости к ним не заглядывали, родственники не появлялись. Зато из окон квартиры виден был лес и крыша старинной усадьбы, а в шкафу рядами стояли тома «Библиотеки приключений», Жюль Верн, Дюма, Сабатини, Кассиль и Крапивин. Юра рос послушным доброжелательным мальчиком, готовым исследовать, помогать, дружить. Впрочем, ровесники и в классе, и во дворе отвергали его попытки подружиться, небезосновательно считая Савича занудой. Но Юра не унывал и все равно пытался держаться поблизости. Если на него поднимали руку, он сперва удивлялся, точно не мог поверить, что такое вообще возможно, но потом начинал защищаться, да так, что его уж трудно было остановить. Он приобрел драгоценную репутацию психа, его перестали задирать, но в компанию все равно не допускали.

Шалости не занимали его, во взрослых и в сверстниках он почитал только ум и справедливость. До окончания школы он оставался добродушным чудаком, одиноким книжным мальчиком с напряженной улыбкой на малокровном лице. У Юры не было сомнений, какой профессии себя посвятить, и уже в июле он с легкостью поступил на вечернее отделение ОЗФЮИ.

До начала учебного года оставался месяц, но свои последние школьные каникулы Юрий Савич проводил в Жуковском. Стоял жаркий август, потрескивал под редкими шагами ковер розовой хвои, из окон двор окатывало музыкой. Но Юрий Савич не разбирал ни звуков, ни жары, он так глубоко погрузился в чтение, что не сразу услышал звонок. На пороге стоял человек, седой, красный от загара, в грязной гимнастерке. На ногах, несмотря на жару, у него были литые резиновые сапоги. В руках мужчина держал длинный сверток.

– Тебя что ли Юрой звать? – спросил посетитель угрюмо. – Ты один тут?

Человек шмыгал носом, озирался, каждую минуту приглаживал ладонью седые вихры. Назвался дядей Сашей, другом отца. Юра заметил, что у мужчины, который, кажется, несколько дней не брился, не переменял одежду, не причесывался, словом, не особо заботился о наружности, красивые кисти рук с тонкими музыкантскими пальцами.

Юра предположил, что сейчас мужчина заговорит о деньгах, но произошло другое. Дядя Саша, вертя головой и моргая, сообщил, что Андрей Савич был его боевым товарищем в Косово и год назад подорвался на мине.

– Мог бы и в бою, конечно, но от пуль он заговоренный был. По-глупому вышло, но все равно, считай, геройская смерть. До госпиталя не довезли. Кирдык папке твоему. – Тут дядя Саша отвернулся и долго смотрел на обои в прихожей.