Весны, пахота, войны, рождения, похороны, свадьбы, смена поколений… И как символ вечности — дуб, стоящий на границах липяговских владений. Вспомнив предания о дубе, повествователь поражается его бесконечной жизни: «Считай, каждый председатель зарился на него. Эка ведь сколько сучьев на нем! И каких сучьев! Из каждого матица выйдет… Все дубки в липяговских лесах повырубили за эти годы. Один-единственный великан устоял». И даже в войну, когда в дуб попал вражеский снаряд, дерево не погибло. И автор замечает: «Может, кости того самого немца, что снизвести дуб наш — великан вздумал, сгнили давно. А дубу все нипочем, он год от году все выше становится, все развесистее». Но автор далек от бездумного ликования. Повествователь знает, что в жизни все перемешано: «Теперь, в середине апреля, дуб был черен и мрачен. Ни одна почка на нем еще не набухла». И следом точно подмеченные детали: «Мы прошли мимо дуба, к опушке леса. На поляне, обращенной к югу, было сухо; среди серой прошлогодней травы. уже. зеленели листья козельника. Где-то в лесу раздавались голоса ребят». Но и многовековое дерево, и побеги зелени, и голоса ребятишек — это не аллегории вечности и быстротекущего дня. Временные слои, взаимопроникаемы к «Липягах», они постоянно соседствуют, они неразрывны.
Сергей Крутилин хорошо знает прошлое и настоящее деревни, ее обычаи и нравы, психологию ее обитателей. Он принадлежит к числу тех «деревенщиков», у которых литературной молодежи следует учиться писать правду о деревне. Правду не в этнографическом понятии, а в историческом. Для выяснения общего взгляда на жизнь автора «Липягов», произведения, как я уже говорил, достаточно сложного по своей композиции, большое значение имеет заключительная глава — «Баллада о дороге», имеющая характерный подзаголовок — «Вместо эпилога».
В главе этой объединяются пространственное и временное. Приглашая читателей побывать в Липягах, автор рассказывает о путях, ведущих к селению. Сам по себе этот прием не нов, он использовался в очерках, рассказах и повестях, но Сергей Крутилин, как и в других главах; нашел одному ему присущую интонацию.
Дорога в Липяги — это дорога предков, обильно смоченная кровью и слезами. Она, эта дорога, видала деревенские драмы и деревенские праздники. Она, дорога предков, захирела. И автор поясняет: «Захирела, но не заросла чертополохом, как те поля, что направо и налево от нее. Не заросла не от того, что по ней много ездили и ходили, а от того, что слишком солена та полоска земли, солью слез людских она пропитана. Голод и холод, провожанье и встречи, горе и радость — все на Руси слезами обмывается».
Дорога в будущее не представляется автору похожей на ту, накатанную до блеска, что ныне ведет в Липяги и которую собираются осветить. За шутливой интонацией заключительных строк книги мы слышим голос человека, который, напряженно всматриваясь в даль времени, хочет угадать будущее: «Чудаки, право, люди! Сегодня им хочется, чтоб свет на дороге был. Завтра им захочется покрыть ее асфальтом, чтоб и в дождь чисто было. А там — далее-более — понастроят они с обеих ее сторон домов… И на месте дороги появится улица. Станционная улица…
Машинисты и кочегары радуются.
А мне, право, жаль.
Тогда не будет моих родных Липягов.
Будет одна сплошная станция».
Баллада о липяговских дорогах — это размышление о судьбе Родины, неотделимой от участи села. Художественная особенность «Липягов», преимущества этого произведения перед другими заключаются в следующем:
Хочется отметить также на редкость сочный, народно-разговорный язык произведения. Писатель не пошел по пути стилизации «под Лескова» или «под Бунина». Сергей Крутилин — об этом свидетельствуют все новеллы — не нуждается в том, чтобы пополнять свои лексические запасы из словарей. У писателя врожденное чувство слова — он видит, слышит и чувствует его; золотая словесная руда, если пользоваться этим есенинским определением, досталась ему в наследство от предков, от рязанских полей, обильно политых народной кровью и потом.
Читая «Липяги», мы ощущаем, как в наши окна врывается запах лугов, цветущих по весне ракит, слышим звуки пастушьего рожка, возвещающего о начале нового трудового дня…
Роман, написанный в лучших традициях отечественной литературы, своеобразный, новаторский по своей форме, отмеченный живым чувством современности, рисует прекрасное лицо Родины. И глубоко знаменательно посвящение автором книги своей матери. Как шолоховский «Тихий Дон», леоновский «Русский лес», «Липяги» Сергея Крутилина писались на полях народной жизни, запечатлевая ее верно, образно и красочно.
КРАТКИЙ ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ
Алебарда