Лёшка-"студент"

Лешка криво усмехнулся и уселся перед телевизором.

Каверзнев облегченно вздохнул и переглянулся с удовлетворенно улыбающимся Шенгелая, сидевшим рядом с ним.

— Ну вот, я же говорил! — сказал врач. — И я считаю, что эксперименты необходимо продолжать. Нужно показать ему, что ничего не случилось.

— По-моему, согласно распоряжению генерала, вам нет необходимости спрашивать моего совета, майор, — с сарказмом ответил Каверзнев. — Кстати, я забыл вас поздравить с очередным званием и повышением…

— Тогда мы приступим, пожалуй, — врач как будто не заметил иронии. — Лейтенант, позвоните в госпиталь, пусть везут больного. Мы начнем прямо сейчас.

Лейтенант покосился на Каверзнева, но, видя, что тот не отдает других приказаний, снял трубку и набрал номер…

Каверзнев смотрел на экран монитора и видел сжатые губы Лешки, сидящего перед орущим телевизором, пустые невидящие глаза несчастного человека…

Ковалев, еще задолго до ареста, научился чувствовать внимательный взгляд интересующегося его персоной человека. Может, эта способность выработалась в нем благодаря тому, что его долго ловили, а может, и вообще он был чувствительным парнем, но в тюрьме он знал, когда через телекамеру за ним наблюдают, а когда — нет.

В последние дни они с Шенгелая кодировали упитанных мужчин сорока-, сорокапятилетнего возраста. Все эти мужчины были похожи друг на друга то ли мягкостью ладоней, не знавших физического труда, то ли особой внимательностью сопровождавших их санитаров с военной выправкой, а может быть, тем, что все эти люди прибывали в лабораторию с закрытыми лицами, так что даже те, кто вез этих больных, не знали, кого везли.

Однажды вечером, когда Лешка сидел перед телевизором и с огромным вниманием слушал бурные дебаты народных депутатов, впервые за семьдесят лет получивших возможность высказать своему правительству все, что они о нем думают, он узнал одного из своих пациентов, а через минуту разглядел и второго. Первый оказался заместителем министра финансов страны, а второй то ли помощником, то ли секретарем председателя Верховного Совета…

Ковалев и раньше не был дураком, он умел из обрывков доносившихся до него сведений составлять целостную картину. Он понял, что те, кто прошел через каталку лаборатории, а значит, через кодирование с его помощью, незаметно для себя стали рабами какого-то теневого кабинета, и теперь те, кто знает код, могут управлять ими. Он не знал, нужно ли руководить этими людьми на каждом шагу, или достаточно отдать только одну команду, после чего загипнотизированный просыпается и способен соображать… Об этом знали те, кто это придумал. Но для того, чтобы сохранить тайну и оставить тайной навсегда, необходимо во время сеансов отключать телекамеры и микрофоны, и Лешка это понял…

— Наш представитель сделал доклад о способностях сына Ковалева на международном симпозиуме по изучению возможностей человека, — сообщил генерал, когда подчиненные расселись вокруг стола и были готовы слушать. — И одна довольно солидная фирма предложила контракт, очень выгодный… Руководство согласилось.

— И что, Костю отправят в другую страну? — спросил Каверзнев.

— Да. На три месяца. Вы поедете с ними. С Ковалевой и ее сыном, — уточнил генерал. — Мы ведь еще помним, подполковник, что в свое время вы изучали английский и японский языки! — решил польстить генерал.

— Но этого делать нельзя! — взмолился Каверзнев. — Нельзя оставлять Ковалева одного! Тем более отправлять его сына за границу!

— Подполковник, этот вопрос уже решен. Вы знаете положение нашей страны, а за работу этого малыша нам заплатят валютой! Да и сами вы разве не хотите поехать? Развеяться!..

Каверзнев опустил голову. Он понял, что его слово, да, пожалуй, и слово генерала, уже не имеют никакого значения.

Видимо, кто-то из олухов, служивших в заграничной агентуре родной фирмы, услышав о малыше, решил выслужиться и предложил высокопоставленному родственнику или его жене, что почти одно и то же, план использования способностей мальчика. Шефы олухов мгновенно учуяли запах долларов и, конечно, согласились! А так как в заграничную резидентуру попадали только исключительно благодаря личным или родственным связям, а не при помощи служебного рвения, то и вопрос с командировкой решился почти мгновенно. Непонятно только, как попал в список участников сам Каверзнев! Должно быть, случайно…

— Вместо вас останется Довлатов, — продолжал генерал, — но штат по соображениям секретности я увеличить не могу, так что он остается и старшим смены, дежурить будет, как обычно. Работу с Ковалевым будет продолжать Шенгелая, ему и решать очередность экспериментов. Вопросы есть?

Каверзнев подавленно молчал. Он понимал, что этим решением они наносят очередную рану истерзанной душе Ковалева, пусть и большую часть этих ран нанес сам Ковалев благодаря своей неугомонности, настырности характера, неспособности принимать мир таким, какой он есть, регулярно вступая в бой с силой, во много раз превосходящей собственную.

— Вы хотите что-то сказать, подполковник? — услышал Каверзнев голос генерала и очнулся.

— Нет.