Лионель Линкольн, или Осада Бостона

Способы и пути, какими частныя событія, характеры и описанія, которыя найдутъ въ этихъ легендахъ, дошли до свднія автора, вроятно, навсегда останутся тайною между имъ и его издателемъ. Онъ считаетъ лишнимъ ручаться за то, что главные факты, которые сюда входятъ, врны, потому что еслибъ они сами по себ не давали доказательства своей врности, никакія увренія автора, по его глубокому убжденію, не заставили бы поврить имъ.

Но хотя онъ не намренъ представить положительныхъ доводовъ въ опору своего произведенія, онъ не поколеблется представить вс отрицательные доводы, какіе у него имются.

Итакъ, онъ торжественно заявляетъ прежде всего, что никакой невдомый человкъ того или другого пола не помиралъ по сосдству съ нимъ и не оставлялъ бумагъ, которыми авторъ законно или незаконно воспользовался. Никакой инозомецъ съ мрачною физіономіею и молчаливымъ нравомъ, вмнившій себ молчаніе въ добродтель, никогда не вручалъ ему ни единой исписанной страницы. Никакой хозяинъ не давалъ ему матеріаловъ для этой исторіи съ тою цлью, чтобы выручкою за пользованіе этими матеріалами покрыть долгъ, оставшійся за его жильцомъ, умершимъ отъ чахотки и покинувшимъ сей бренный міръ съ безцеремоннымъ забвеніемъ итога послдняго счета своего хозяина, т. е. издержекъ на его похороны.

Авторъ ничмъ не обязанъ никакому краснобаю, мастеру разсивать своими розсказнями скуку долгихъ зимнихъ вечеровъ. Онъ не вритъ въ привиднія. За всю свою жизнь онъ не имлъ никакихъ видній, и спитъ онъ всегда такъ крпко, что не видитъ никакихъ сновъ.

Онъ вынужденъ признаться, что ни въ одномъ изъ журналовъ, выходящихъ каждый день, каждую неддю, каждый мсяцъ, или каждые три меяца, онъ не нашелъ ни одной, ни хвалебной, ни критической статьи, содержащей мысдь, которою его слабыя средства могли бы воспользоваться. Никто, какъ онъ, не жалетъ объ этой фатальности, потому что редакторы всхъ этихъ журналовъ обычно влагаютъ въ свои статьи столько воображенія, что благоразумно пользуясь ими можно было бы обезпечить за книгою безсмертную славу, сдлавъ ее непостижимою.

Онъ твердо заявляетъ, что не получилъ свдній ни отъ какого ученаго общества, и не опасается опроверженій съ этой стороны, ибо чего ради существо столь темное и незначущее, удостоилось бы ихъ милости?

Хотя его и видятъ отъ времени до времени въ сытномъ ученомъ обществ, извстномъ подъ именемъ «Клуба хлба и сыра», гд онъ сталкивается съ докторами правъ и медицины, поэтами, художниками, издателями, законодателями и всякаго рода писателями, начиная съ метафизиковъ и представителей высшихъ наукъ и кончая авторами фантастическихъ произведеній, но онъ увряетъ, что смотритъ на ученость, которую тамъ подбираютъ, какъ на вещь слишкомъ священную, чтобъ ею пользоваться въ какомъ-либо труд, кром проникнутаго высшимъ достоинствомъ серьезной исторіи.

Объ учебныхъ заведеніяхъ онъ долженъ говорить съ уваженіемъ, хотя права истины и выше правъ признательности. Онъ ограничится заявленіемъ, что эти заведенія вполн неповинны въ его заблужденіяхъ, такъ какъ онъ давнымъ-давно позабылъ то немногое, чему въ нихъ обучался.

Онъ не похитилъ образовъ у глубокой и естественной поэзіи Брайанта, ни сарказма у ума Хадлека, ни счастливыхъ выраженій у богатаго воображенія Персиваля, ни сатиры у дкаго пера Поольдинга[2], ни округленныхъ періодовъ у Ирвинга[3], ни соблазнительной лакировки у картинъ Верлланка[4].

На вечерахъ и собраніяхъ синихъ чулковъ онъ, какъ ему казалось, отыскалъ сокровище въ тхъ литературныхъ денди, которые ихъ посщали. Но опытъ и изученіе дали ему распознать, что они годны только на то, чтобъ слдовать инстинкту, который руководитъ ими.

Онъ не можетъ себя упрекнуть въ нечестивой попытк присвоенія остротъ Джо Миллера[5], паоса сантиментальныхъ писателей и вдохновеній Гомеровъ, пишущихъ въ журналахъ.

Онъ не иметъ претензіи заимствовать живость восточныхъ штатовъ Америки; онъ не анализировалъ однообразнаго характера внутреннихъ штатовъ; южные же штаты онъ оставилъ въ поко со всмъ ихъ угрюмымъ духомъ.

Наконецъ, ничего онъ не награбилъ изъ книгъ, напечатанныхъ готическимъ шрифтомъ, ни изъ шестипенсовыхъ брошюръ. Бабушка его была достаточно жестока, чтобы отказать ему въ сотрудничеств въ его работахъ. Словомъ, говоря самымъ положительнымъ языкомъ, онъ хочетъ жить въ мир съ людьми и помереть въ страх Божіемъ.

Предисловіе къ первому изданію «Ліонеля Лінкольна»

Въ этой исторіи найдется нсколько анахронизмовъ. Если-бъ авторъ самъ не заявилъ объ этомъ, читатели, склонные привязываться къ слову могли бы извлечь изъ этого нкоторыя заключенія въ ущербъ его правдивости. Эти анахронизмы относятся скоре къ личностямъ, нежели къ событіямъ. Ихъ пожалуй сочтутъ за погршности. Но они согласуемы съ сущностью фактовъ, связаны съ обстоятельствами гораздо боле вроятными, нежели дйствительныя событія. Они обладаютъ всею гармоніею поэтическаго колорита, и авторъ никакъ не въ состояніи ршить, почему бы имъ не быть истинами.

Онъ предоставляетъ этотъ затруднительный пунктъ острот инстинкта критиковъ.