запахи
запахи
запахи
запахи
запахи —
со всех сторон запахи!
Хоть стой на одном месте, крутись и нюхай!
Ведь из каждого дома неслись запахи. А нюх у Петьки был до предела обострённый. Ведь впервые в жизни мальчишка, проснувшись, не поел!
За маленьким заборчиком увидел он невероятно толстого мальчика. Тот сидел за вкопанным в землю столом и страдал.
А на столике перед ним — невероятно огромная миска и в ней — суп. Ух, суп! Эх!
Запах супа прямо-таки притянул Петьку, перетащил его через заборчик и посадил за стол. И Петька спросил:
— Съем?
— Ешь, — лениво ответил невероятно толстый мальчик, брезгливо пододвигая невероятно огромную миску.
Проглотив суп, Петька спрятался в кусты.
Из дома вышла невероятно толстая тётя и воскликнула:
— Ты съел всё? О, радость! Больше ты не будешь худеть и сохнуть на моих глазах. Ешь котлетки, я побежала за компотиком!
Невероятно толстая тётя скрылась в доме.
Петька выскочил из кустов и уставился на четыре невероятно большие котлеты и невероятно длинные макароны.
Невероятно толстый мальчик сказал:
— Ешь. Я и так закормленный.
Петька быстро всё сглотал.
А мальчик сказал:
— Спасибо. Компотик я буду сам.
Петька с трудом перешагнул через заборчик. Им овладела сытая истома. Он еле передвигал ноги и искал местечка, где бы прилечь и спокойно переварить пищу. Глаза закрывались сами собой. Петька начал спот…ык…атьс…я…
Спать… спать… спа-а-а… Несколько шагов он спал стоя.
Потом растянулся прямо у забора на травке.
В милиции Горшков сказал ребятам:
— Найдём вашего Пару. Не таких ловили. Вот недавно, помните, тигрёнок терялся, это было трудновато. А этот никуда не денется. Далеко не убежит. С любого поезда снимут и обратно отправят. В цирк вечером идёте?
— Конечно, — ответил Головешка.
— В таком-то виде? — спросила Лёлишна. — Вы посмотрите на него.
— Ну и что? — недоуменно спросил Головешка. — Я вам не стиляга какой-нибудь.
— Нет у него другого вида, — сумрачно проговорил Горшков, — условия жизни у него тяжёлые.
— Надо ему помочь, — всё так же спокойно сказала Лёлишна, — надо его вымыть, заштопать и перешить.
— Не смешите вы меня, — испуганно попросил Головешка. — Ни разу в жизни со мной такого не было. Разыгрываете меня, да? К штанам придрались, да?
— Идём, Владик, — позвал Виктор, — нечего время зря терять.
Всю дорогу молчали. У самого дома Головешка сказал:
— Никогда в жизни со мной такого не было.
Тут Лёлишна всплеснула руками, ойкнула: из подъезда выходил дедушка.
— Кто тебе разрешил? — жалобно спросила она. — Ведь вечером идти в цирк. А если ты поднимешься на пятый этаж, тебе ведь опять будет плохо. И никакого цирка мы не увидим!
— Не беспокойся, — гордо отозвался дедушка. — Я совершенно здоров. Могу даже в футбол играть. Все лекарства можешь вылить в раковину. Они мне больше не понадобятся. И не могу же я целыми днями сидеть в помещении! Мне нужно гулять, дышать свежим воздухом, общаться с людьми.
— Всё это так — грустно произнесла Лёлишна, — но в цирке нам сегодня не бывать.
— Повторяю, — сказал дедушка, — я феноменально здоров.
— А Пара пропал!—из окна крикнула Сусанна. — И найти не могут! А найдут — пороть будут! Ой, посмотреть бы!
Никто ей ничего не ответил, и она закричала ещё громче:
— Всем попадёт! Всех пороть будут!
Ребята скрылись в подъезде.
Сусанна от злости покрылась разноцветными пятнами и крикнула:
— И тебе попадёт!
Дедушка счёл за лучшее быстренько уйти. А вслед ему раздалось:
— И тебя пороть будут!
Ребята поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру.
— Сразу за дело, — скомандовала Лёлишна, — я сейчас найду выкройку, а ты, Владик, снимай одежду.
Сняв ковбойку и брюки, Головешка сел в угол на табурет и проговорил:
— Чудеса какие-то! Средь бела дня раздели!
А когда Лёлишна бритвой стала распарывать брюки, Головешка чуть не заплакал: на его глазах его брюки превращались в куски материи.
А Лёлишна с Виктором смеялись. Из старых газет они сделали выкройки, мелком перенесли контуры на материю и давай её резать.
— Такие хорошие штаны были! — жалобно воскликнул Головешка. — Чего они вам не понравились?
— Молчи, — весело отозвалась Лёлишна, — ещё спасибо скажешь. И брюки у тебя будут, и берет из остатков получится.
Короче говоря, скоро началась примерка. Головешка подошёл к зеркалу, взглянув на себя… И обнял Лёлишну.
И смутился. И она смутилась. И даже Виктор смутился.
— Ну что ты… — пробормотала Лёлишна, — ещё рано благодарить, ещё сшить надо.
Она открыла швейную машину. Головешка крутил ручку, а Виктор поддерживал материю.
Если бы вы видели, что творилось с Головешкой! Он крутил ручку, приплясывал и кричал петухом. До того докукарекался, что охрип.
А когда он облачился в новые брюки, закричали все трое.
Лёлишна стала шить берет. Виктор повёл своего нового знакомого в ванную. Отмываться. Вернее, отмывать.