Линия Крови

Слишком уж спокойно, обыденно Зареченск и его окрестности реагировали на происходящие революционные перемены. Аресты бывших чиновников и главных богатеев прошли неожиданно мирно. Совершенно тихо, без стрельбы и прочего шума была конфискована недвижимость. Подумать только – некоторые даже не припрятали золотишко. Это удивляло Берштейна и настораживало. Вскоре предстояло сковыривать с земли, вывозить семьи помещиков. Он готовился к тому, что эти кровопийцы будут противиться, жестко сопротивляться. Тем более что в других уездах – да вон хотя бы на противоположном берегу Волги – местами идет настоящая война. Неудивительно, что информацию о готовящем контрреволюционный бунт священнике он воспринял с облегчением. Даже обрадовался ей, как прибытию давно ожидаемого гостя.

Когда Берштейн допивал второй стакан чаю, его позвали завтракать.

В жизни Иосифа Давидовича это было последнее спокойное утро.

Рассветало в тот день намного дольше обычного. Утро было хмурым, туманным. Туман, похожий на перемешанное с дымом молоко, не позволял разглядеть неба, но чувствовалось, что над головой от горизонта до горизонта задернут свинцовый полог. У Берштейна появилось дурацкое ощущение, будто кто-то накрыл город тяжелой чугунной крышкой. И то, что под этой крышкой творилось, мягко говоря, вышло из-под контроля.

Головский пропал. Вместе с ним пропал и посланный для ареста священника отряд. Отправленные на разведку милиционеры вернулись со скверными новостями. В нескольких километрах от Зареченска они нашли на осклизлой дороге следы ночной схватки – размешенную конскими копытами обочину, втоптанные в грязь патронные гильзы, кое-где на жухлой траве следы крови и даже брошенную в канаве винтовку. Винтовку они прихватили с собой. Не было только тел – видимо тела убитых нападавшие унесли с собой. Стало ясно, что в отношении поведения сельских эксплуататоров оправдываются самые мрачные ожидания.

На экстренном заседании городского комитета порешили – необходимо просить помощи из уезда. И тут судьба преподнесла еще один сюрприз – ни телефонная, ни телеграфная связь не работали. Тогда Берштейн принял решение ждать следующего дня и, если связь не восстановиться, отправить через Волгу посыльного.

Связь не восстановилась. Хмарь, вопреки ожиданиям, не только не исчезла, но только усилилась. Усилилось и ощущение давящей сверху крышки. Двое добровольцев вызвались переплыть в лодке Волгу, не дожидаясь, покуда сдобренное изморосью марево рассеется - со дня на день реку мог сковать лед. Берег обледенел уже. Берштейн, подумав, дал добро. Прошло еще двое суток. Связь так и не восстановилась. Оборудование, по уверению связистов было исправно. Две бригады монтеров, посланные с проверкой по линиям проводов, бесследно исчезли. Тогда Берштейн отправил еще двух товарищей, верхами, в Кострому. Ехать им предстояло напрямки, по той самой дороге, где попал в засаду отряд Головского.

Глава восьмая

Странное это дело началось с того, что в середине ноября тысяча девятьсот восемнадцатого года в костромское губчека явился крайне взволнованный, нервничающий человек. Мужчина сразу предъявил документ, удостоверяющий, что он является сотрудником организованного в городке Зареченске отряда милиции. И заявил, что прислан сюда лично главой городского комитета ВКПБ товарищем Берштейном. Он доложил, что в окрестностях городка лютует банда. В этом не было ничего невероятного. Но вот то, что зареченский милиционер рассказал дальше, походило, мягко говоря, на плод воспаленного воображения. Он утверждал, что банда та состоит сплошь из людоедов. Милиционер, заикаясь, поведал, что по пути видел уничтоженную, выжженную дотла деревню. Трупы жителей, обгорелые и нет, якобы с разорванными зубами глотками, валялись повсюду – меж пепелищ домов и прямо на дороге. Еще он рассказал, что Берштейн отправил с ним товарища, но посередь пути на них напали и товарищ погиб, а ему самому удалось уйти лишь чудом. Говорил милиционер много. Про колдовской туман, из которого выныривают дьявольские, вселяющие ужас существа. Про разрушенные церкви. А еще он клялся, что видел перед одним из храмов распятого вверх ногами человека в облачении священника.

Конечно, ему не поверили. Во всяком случае, не всему, что он нагородил. Забегая вперед: позже, в пьяных слезах зареченский милиционер покаялся, что товарища своего он попросту бросил, когда под тем пала загнанная лошадь. Но кое-что заставило начальника губчека товарища Станкевича отнестись к сообщению серьезно. А именно - отсутствие с Зареченском связи. Он лично перезвонил в Кинешму. Оттуда доложили: связи с Зареченском нет и у них. Также Станкевичу доложили, что четыре дня тому назад из городка прибыли два посланника, просили помощи в борьбе с контрреволюционной шайкой.

- И что?! – багровея лицом, рявкнул в трубку Станкевич.

На противоположном конце провода вышла заминка.

- Что?! Что ты там мямлишь?! Почему не доложили?!!

Станкевич бросил трубку на рычаг так, словно боялся – еще миг и она хрустнет в его кулачище.