Линия фронта

Работа на мосту кончилась, над Лучесой светало. Поднявшись в рост, можно было в густой синеве различить опушку леса на той стороне, за поймой. Ночью там было спокойно, однако под утро немцы взялись кидать то на дорогу, то в реку снаряды и мины, будто догадывались о чем-то… А может, так казалось, они ведь каждое утро крестили нашу оборону, хотя все к этому привыкли, и только нынче каждый выстрел принимали настороженно, с опаской. Евгений стоял с трубкой в руке и смотрел за реку, но лес, пожалуй, скорее угадывался, нежели был виден; не зная — не отличишь. Вровень с глазами волновалась некошеная трава, оттуда наносило луговой запах. Евгения потянуло лечь, он зевнул и положил трубку. В синеве порхнула птаха, Евгений повел за ней глазами, повернулся и увидел шедших к обрыву солдат; шатаясь, они несли на плечах последние плахи и жерди. На самом мосту уже никого не было, лишь в воде, возле рамных опор, стояли с топорами в руках саперы: детали моста были только приживлены, с началом артподготовки предстояло вогнать штыри и скобы по-настоящему.

— Вы безотлучно в роте? — спросил Евгений Наумова.

— В сорок третьем было ранение. На побывку пустили, неделю подарил начальник. Медаль и отпуск — в один день.

— Счастливый!..

Сержант понимающе повел головой, спросил разрешения солдатам курнуть — дым в рукава. Евгений позволил — и опять:

— Значит, в армейских саперах? А я как попал в госпиталь, так и провалялся. Украина, потом Кавказ…

— Скажите, куда допер Гитлер!

Евгений задумчиво посмотрел в умные глаза сержанта, но ничего не сказал, перевел взгляд на циферблат. Саперы тоже примолкли, ждали артподготовки на своем участке, ждали наступления. Евгению было то жарко, то холодно, он наконец накинул на плечи шинель. Наумов с цигаркой в кулаке на носках пробалансировал по настилинам, склонился, дал затянуться мокнущему в воде саперу, потом другому. Оба по очереди сосали самокрутку и неторопливо выпускали под пролеты дым.

— Дорвались? — приговаривал Наумов.

— Уши опухли, сержант…

До первого залпа оставались считанные минуты… Евгений зябко повел плечами, на гимнастерке его звякнула медаль.

2

Медаль «За оборону Кавказа» Евгению вручили уже в Белоруссии — двадцатого июня, за три дня до начала прорыва, когда его неожиданно вызвали в штаарм — к начальнику инженерных войск. Впрочем, в тот день Евгению все равно нужно было в батальон, он поехал и узнал о награждении, так что шел он к полковнику в том спокойном и приятном настроении, которое образуется, когда ты уверен, что вызывают не для разносов и внушений. Армейский инженерно-саперный батальон дислоцировался в том же лесу, что и КП армии, однако дорога в штаарм лежала через небольшую, чудом не сожженную зондеркомандой деревеньку. Из деревеньки этой жителей выгнала в свое время оккупация, многие ушли куда глаза глядят и погибли, но кое-кто вернулся после освобождения, и через малое время в избы понабилось столько народу — родни, погорельцев, беженцев, — что втиснуться в дом человеку было мудрено. Армейское командование не пользовалось там ни единой постройкой и строго приказало частям: никаких мастерских, никаких складов и тому подобных воинских учреждений не располагать в деревне. Однако же всякий проезжающий тянулся к жилью, это была потребность — подышать жилым духом, перемолвиться с бабой, со стариком или хоть с детьми. Не упустил случая и Евгений, он зашел в одну из серединных изб, потому что в первой и второй от края уже балясничали какие-то служивые: может, связисты, бредшие по линиям, а может, заезжие шофера или снабженцы; маршрут этот проходил через армейский узел связи и выводил в тыловые части. Впрочем, по лесным дорогам даже в светлое время подтягивались свежие части, а уж ночью ползли сплошные колонны: тягачи с пушками, танки, транспорт… В эти последние перед наступлением дни Евгений по большей части сидел на передовой, но все же дела изредка выгоняли его на часок в штаб батальона, и тогда он примечал по опушкам и рощам новые позиции артиллерии, видел отпечатки гусениц на лесных просеках и проезжающих на «виллисах» в штаарм хорошо экипированных офицеров. Видели движение войск и жители деревеньки, и в разговорах с заезжими так или иначе выказывали к этому свое отношение.

— Проходите! Долго ли топтаться будете? — встретила Евгения на пороге избы закутанная в платок женщина. — Говорю — из лесу когда? — допытывалась она, видя, что офицер не понял ее.

Евгений поздоровался и рассмеялся: вопрос был категоричен и непосредствен, лучше не придумаешь. За столом все серьезно смотрели на Евгения, ждали ответа, и лишь единственный в доме мужик — дедок лет на восемьдесят, не иначе старый вояка, — смешливо хихикнул, поцапал пальцами бороду и тенорком затянул:

— Ска-ажет баба!

— А и скажу! — не сдавалась хозяйка. — Едут же, едут… Техника!