Линия фронта

Евгений видел, что ответ его необходим этим людям, понимал, какого ответа ждали они, но в любом случае мог сказать лишь одно: скоро. Он так и сказал; из-за спины хозяйки на него зыркнули чьи-то любопытные глаза, прикрытые козырьком-платочком. Евгений как усмехнулся, так и не убрал с лица улыбки, даже когда вернулся в машину. Глядя на него, и водитель растянул рот, и они поехали, улыбаясь друг другу.

Блиндаж у начальника инженерных войск был основательный: в нем полковник Кудин и работал и отдыхал. Евгения он принял сразу, в блиндаже собралось уже человек шесть саперов, как видно, все по одному поводу. В подземном помещении стоял тихий, стеснительный говорок, хотя сам Кудин — рослый и объемистый мужчина с серым лицом — был как никогда многословен.

— Садись, капитан, — пригласил он Евгения.

После вручения медалей в блиндаже накрыли стол, откуда-то появились две луковицы, порезанное наскоро сало, рыбные консервы, бутылка водки и вино. Но не сразу Евгений раскусил, по какой такой причине болезненный и, как говорили, суховатый Кудин устроил необычный прием.

— Снимайте медали, — скомандовал он, как только все устроились за столом. Это было неожиданно, награжденные не вдруг приняли команду. Однако Кудин поднял бутылку и ждал, пока выполнят его требование. По его подсказке каждый опустил медаль в свой стакан, полковник покропил новые медали водкой и, чокаясь со всеми, сказал:

— Пейте, друзья!

Пить там было нечего. Евгений понимающе переглянулся с соседями, ему казалось, что все затаили одну и ту же едкую мыслишку: «Самому нельзя, вот и обозначил для запаха…» И все-таки офицеры с удовольствием подчинились ритуалу, тем более что посидеть за праздничным столом — пусть и скромным — в войну доводилось редко. Евгений тоже лизнул вытекшую из стакана слезу и, хотя не был выпивохой, с вожделением уставился на бутылку.

— Что, капитан, повторить? — засмеялся Кудин. Он дождался, пока медали были приколоты, налил по-настоящему. Евгений решил, что полковник не такой уж сухарь, и потянулся за салом. В блиндаже было душно. Евгений машинально расстегнул ворот гимнастерки, но спохватился и стал застегивать.

— Сиди, — сказал полковник. — Отвык от формы? В роте освоился?

— Нет… то есть так точно!

Разговор шел, что называется, на общие темы, один из офицеров даже загнул анекдотец, но полковник вдруг спросил рассказчика, зачем отправлена в тыл его связистка, на что тот доложил, что держал ее сколько возможно… Из реплик Евгений понял, что связистка воевала с первого дня войны и что вместе с ней воевал муж, а когда мужа убили — выяснилось, что она в положении; разговор этот явно был продолжением какого-то прежнего разговора. «Что ж, — подумал Евгений, — и на фронте жизнь… живой человек». Ему хотелось спросить под настроение о начале наступления, но он знал, что подобный вопрос задавать не положено — все будет объявлено, когда придет срок. И все-таки у него вырвалось:

— Скорей бы!..

Он проронил эти слова так, думая почему-то о неизвестной и, по сути, безразличной ему беременной связистке, но сосед слева сейчас же подхватил:

— Эйзенхауэр в Нормандии вторую декаду копается…

— Все-таки Атлантический вал! — отозвался Евгений.

— Мы не знаем, — заспорил сосед. — Может, вал, а может, провал… Темпы!.. Где темпы?

— Нужен порт. Нужна исходная база.

— Три года готовились! Не знали, что нужно…

Полковник Кудин молча наблюдал спор, ему нравился задор молодежи, но он ничем не выдавал своего отношения к предмету спора. Евгений с горячностью глянул на него, поразился: «Неужели старику безразлично, как дела во Франции?»

Евгений рассеянно повел глазами по сторонам и разглядел, что в блиндаже прорублен вход в другую комнату, дверь была завешена плащ-палаткой, а рядом стояли на полке телефон и аккумуляторный фонарь. В этот миг аппарат ожил, это был короткий, случайный звонок, но Евгений уже не мог оторваться от него и забеспокоился. Он видел, как невозмутимо поднял полковник стакан с недопитым вином, собрался что-то сказать, но ни сказать, ни выпить не успел: телефон затрезвонил всерьез. Кудин взял трубку. С минуту он слушал, потом крутнул ручку, вызвал из отдела майора Зубова. Через минуту майор появился, Евгений оглядел его и невольно встал.

— Звонил командующий, на переднем крае непонятные взрывы. Берите машину, товарищ Зубов и… вот вы, — указал полковник на Евгения.

Видавшая виды эмка, в которую втиснулись майор с Евгением, вскоре выбралась на шоссе, покатила в сторону Витебска. По существу, Евгений направлялся на участок, где действовала его рота, и это было ему на руку; да и местность знакомая, он сегодня добирался в штаб по этой дороге. Но сейчас он разглядывал сквозь стекло и не узнавал перелески и болотистые луговины, окинутые светлыми березами взгорки и дымчатые низинные ельники. Все дышало миром, покоем; лишь когда машина выбралась на простор, глаз невольно отметил давно не паханные, поросшие бурьяном рыжие поля. Евгений покосился на майора, хотел спросить, не с ним ли отходили в сорок первом, но вместо этого спросил другое: