Они остановились. Оба понимали, ч т о́ их нынче разделяет. Оба уже знали: с этого места по-хорошему не уйдут. Евгений различал, как подвижные, воровские пальцы Константина расстегнули кобуру на животе и путались, соскальзывая с крышки, потом наконец ухватились за рукоять вальтера и потянули вверх. «Что он делает?..» — замедленно соображал Евгений. Он не мог шевельнуться, его глава прикипели к пистолету Константина.
Константин выдернул пистолет, но Евгений успел схватить его за руку, они сцепились и молча, не сходя с места, боролись. Евгений чувствовал, что вырвать вальтер он не в силах, и пытался на ощупь освободить из защелки обойму. Константин сообразил это, когда обойма выпала и стукнула его по сапогу. Подставив ногу, он толкнул Евгения, но тот держал его мертвой хваткой, и они вместе покатились.
В темноте увидеть обойму было невозможно. Противники катались по мокрому песку, у Евгения хрустело на зубах. Константин обхватил его за шею и зажал в ключ, в другой руке он держал разряженный пистолет и остервенело колотил Евгения по голове, по рукам. От Константина несло перегаром. Евгений чувствовал, что слабеет, но достать свое оружие не мог: он едва успевал отводить и сдерживать удары. И когда удар пришелся в висок, Константин высвободил руку, опрокинул Евгения лицом в грязь и вскочил на ноги.
— Подследил? — снова со злостью опросил он, пятясь.
Евгений поднялся на левый локоть, выхватил наган и выстрелил…
Напуганная допросами лесничиха раздала бойцам последних кур, бросила хату и подалась к родне, в дальнее село. Хозяйство ее пошло прахом. Забредший однажды в опустелый дом Сашка-парикмахер прихватил в лагерь приемник.
Батарейный «Колхозник» чуть шептал, но Бойко по вечерам прикладывал ухо к динамику и записывал сводки. Из них бойцы узнали о введении осадного положения в Москве и что нашими оставлен Харьков, о планах посева сахарной свеклы в Казахстане и восстановлении эвакуированных на Урал заводов.
Вечером Бойко с Евгением сидели у шалаша. Был десятый час, кроны деревьев уже слились в размытые пятна. Где-то стороной прогудел невидимый самолет. Бойко что-то сказал вполголоса, однако Евгений недослышал: в мыслях он был там, возле кладбища.
…После выстрела бойцы обнаружили кровь на траве, и Евгений почти с ужасом понял, что попал в Костика. Саперы искали его между могил, обшарили заросли, но все впустую. У Евгения будто отлегло от сердца, но полной уверенности, что Костик жив, не было, и он маялся. Кроме того, засада сорвалась, жди теперь нового случая поквитаться с предателями. Бойко понимал состояние Евгения и не докучал расспросами. Но тот сам вызвал комиссара на разговор.
— Как думаешь, Виктор Федотович, вернется завтра Дубак?
— Учитель — человек пунктуальный…
Обстановка оставалась сложной. Никто, кроме Дубака, не мог известить саперов, где свои части, а тем более где родной полк. По ночам все еще то там, то сям гремело, какие-то войска пробивались на восток — медлить больше становилось невмоготу.
Евгений сломил сухой стебелек, продолжил:
— Всякое может… тьфу, тьфу!
— Что ты предлагаешь?
— Не будет завтра Дубака — оставим для него наш примерный маршрут у Рымаря.
С Рымарем взвод имел постоянный контакт, через партизанского командира саперы получали важные для себя сведения: у партизан имелись свои люди не только в местечке, но и в окружающих селах. Партизаны же дали саперам патронов и немного немецких гранат с длинными деревянными рукоятками.
Бойко и Евгений еще не пришли ни к какому соглашению, когда со второго поста привели задержанного. Небритый, но чисто одетый красноармеец был остановлен вблизи дома лесника: он в темноте рыскал по лесу, углубляясь то по одной, то по другой просеке и прислушиваясь. Доставивший его Янкин доложил: «Не сопротивлялся».
Евгений при каганце разглядывал задержанного.
— Из какой части?
— Шестого полка.
— Где попал в окружение?
— Здеся.
— Сам откуда?
— Донбасс.
Лежавший на нарах Бойко встал, поинтересовался:
— Документы принес?
Задержанный пощурился в темный угол, на голос.
— Закопал.
— Что так?
— Для сохранности!
— Документы хоронил… или шкуру?
— Зачем же, товарищ… и так обижены…
Бойко замолчал, понимая, что говорит резковато. Но иначе он не мог, его всегда коробила трусость военного, сующего голову под крыло.
На этом бы и кончилось первое знакомство с новичком, если бы Янкин не выложил на ладонь комвзводу табакерку. «При обыске…» — коротко пояснил сапер. Евгений машинально раскрыл дюралевую самоделку, из-под листков курительной бумаги выскользнуло кольцо с зеленым главком. У Евгения дрогнула рука: он знал этот перстенек, его носила говорунья Бася. Смутное подозрение заставило ею поднять глаза.
— Откуда это?
— Память…
Евгений приметил, как дрогнуло что-то в лице задержанного, вгляделся пристальней и спросил:
— Журба?
Пришлый одичало перекосил рот, ринулся к выходу, но там стоял за пологом Наумов…