Взвод шел проселком. С обеих сторон волновалась неубранная пшеница. Место здесь было невысокое, и лишь через полкилометра, поднявшись на взгорок, бойцы увидели плывущее на параллельном курсе пыльное облако. Евгений поднес к глазам бинокль.
— Фрицы…
Фашистские мотоциклисты явно преследовали отходящую часть. Стремясь помочь своим, взвод с ходу ввязался в перестрелку. Захваченные на открытом месте, немцы поначалу залегли. Однако вскоре к ним подтянулось подкрепление, заработали минометы. Обкидав саперов минами, немцы начали обтекать их слева. В свою очередь Крутов, чтобы не попасть под кинжальный огонь, выбросил на фланг отделение Дубака с пулеметом. Учитель тотчас донес о каких-то бетонных столбиках. Посланный туда Буряк уточнил: надолбы. Увидеть их можно было только вблизи — перейдя редколесье и широкую вырубку. За надолбами дотошный сержант приметил заглушенную камуфлированным щитом амбразуру: в густом травостое таился дот. Это было на руку: после напряженного ночного марша, да еще с носилками, саперы вряд ли смогли бы оторваться от противника.
Евгению было невдомек, что взвод забрел в старый, не занятый войсками укрепрайон. Да он и не задавался в этот момент вопросом, откуда здесь долговременная огневая точка. Не мешкая он занял подвернувшийся кстати каземат и уже после этого определил, что это полукапонир, схожий с тем, какой пришлось ему строить на границе перед войной.
Вооружение дота было демонтировано, и Буряк с Туркиным кое-как приладили на столе ручной пулемет. Евгений бегло осмотрел из амбразуры местность и наметил в секторе обстрела ориентиры. Сюда же, в тесноватый каземат, поместили Бойко. В последние два дня комиссар уже вставал с носилок и своим ходом отмерял сотню-другую шагов.
— Буряк, — сказал он, втиснувшись в каземат, — ты с пулеметом у амбразуры, а я с носилками у входа. И пройдут они через мой труп! — Он неловко засмеялся.
А бой разгорался, на вырубке появились перебегающие фигуры.
Буряк нажал на гашетку. Стреляные гильзы царапнули по противоосколочному листу, каземат заволокло дымом.
— Давай, давай! — подбадривал Крутов то ли сержанта, то ли стоящего рядом комиссара. Бойко левой рукой протянул Буряку свежий диск. Туркин с сожалением зыркнул на пустой рукав комиссара, стушевался и принялся набивать порожний диск.
Евгения беспокоили фланги. Он выскочил из дота и пробежал метров пять по ходу сообщения. Выглянув через бруствер, увидел, как залегшие под огнем Буряка фашисты попятились. Однако податься влево они не могли — мешала речка. И Евгений понял, как удобно был посажен полукапонир: его огонь доставал до самого зеркала воды.
Было ясно, что немецкие мотоциклисты попробуют просочиться справа. Но там уже сражалась наша отходящая часть. «Связаться бы с ней…» — мелькнула мысль. Окинув еще раз глазом панораму местности, Евгений подался к своему правофланговому пулемету.
— Товарищ Дубак, нужен боец на связь.
— Куда?
Евгений ткнул рукой в сторону разрывов.
— Есть!
…На этот раз связной Гаркуша добрался до командира арьергардного подразделения. Бурый от копоти и пыли артиллерийский лейтенант имел простую задачу: стоять до последнего. Оскалившись — у лейтенанта дергалась щека и слова выпадали по одному, отрывисто и несвязно, — он добавил, что в полку много раненых и мало боеприпасов. Приказ саперам вышел тоже простой: без команды не отходить.
Евгений выбрал себе НП метрах в двухстах от полукапонира, в одиночной ячейке, в свое время подготовленной для дополнительного наблюдения или для снайпера. Из нее Евгений видел оборону не только своего взвода, но и соседей справа. Невдалеке от командира взвода расположились Наумов, Янкин, еще дальше — Дубак с разведчиками и пулеметным расчетом.
Фашисты, выявив негустой огонь подразделения прикрытия, полезли напролом. Острие их атаки пришлось на батарейцев. Накрыв позиции разрывами, немцы пустили по дороге мотоциклы. В воздухе смешался стрекот моторов и пулеметов, неприцельные очереди пырскали во все стороны.
— Пси-ихи… Дураков учить, что мертвых лечить, — цедил Наумов. — Зажигательные есть?
— Есть, — ответил Янкин.
— В бензобак бы…
— Не выцелишь.
— Дай!
Встречь мотоциклам хлопали противотанковые пушки. Однако мотоциклисты неслись как саранча: бронебойные болванки не могли причинить им заметного урона. Наумов тоже мазал. Со стороны арьергарда не густо цокнул «максим», его хватило на несколько очередей. Пулемет умолк, и саперы, прикрытые полосой надолбов, с тоской следили, как несется на батарейцев остервенелая стая. В одном месте черные всадники притормаживали, обходя ложок, и опять гнали сломя голову.
— Психи… — повторил Наумов. — Воронье.
Бой развертывался быстро. Евгений озабоченно озирался налево и направо, видел черную щель амбразуры и окопавшихся тут и там саперов; видел, как Дубак доворачивал вправо пулемет, а еще правее — у соседей — сбился за щитом в кучу расчет сорокапятки. Орудие уже не стреляло, и номера, посдернув карабины, стоя палили в фашистов. Евгений выдержал еще секунд тридцать, наконец скомандовал:
— Огонь!!