Сфинкс скосил глаза вбок: на нас уже пялились пассажиры. Подавитель работал в десятую долю мощности, чтобы уставшие люди не отключались слишком сильно и не проспали свои станции. Как только я тоже посмотрел в ту сторону, Сфинкс шагнул ко мне, молниеносно блокировал правую руку, а левую придавил к стене вагона. Сжав в кулаке ворот моей куртки, он прошипел:
— Прекрати орать! Ты опер, а не истеричка. Я кому только что объяснил, чем опасны простые овощи? Скажи спасибо, что пока речь только об овощах. Ищешь логику в приказах Вересаевой — подумай над тем, что инвазивным видом на Земле могут стать и сами кенары. Если не кто-то похуже, как это произошло в моём мире!
Он выпустил меня так же резко, как и схватил. Я качнулся, но он поддержал за плечо.
— Что, любитель логики и игры на нервах, разбился твой холодный расчет, когда почувствовал себя убийцей? А я предупреждал, здесь у каждого из нас своё небольшое кладбище. Цена которому, в конечном счёте, выживание вида. Помни об этом, когда пожалеешь своего следующего нелегала. И имей в виду: некоторые миры дополняют свои транспортные соглашения пунктом об объявлении войны станциям, где потакают контрабанде. Готов променять жизнь этого кенара на ядерную зиму в Москве?
Я не знал, что ему ответить. Всплеск эмоций перемешал все мои мысли. Я отвернулся к окну в соседний вагон. Там было уже пусто. За этой перепалкой я пропустил сам момент депортации. Наверное, и к лучшему.
— Но послушай… Должна же быть для кенаров очень веская причина, чтобы нарушать контракт? Они-то сами должны понимать, что контрабанда опасна?
Сфинкс рассмеялся так легко, словно минуту назад не держал своих клыков у моей глотки.
— Большинство из них — жители не самых передовых миров. Они не способны осознать глобальные последствия своих поступков, даже если им прямо тыкать в нос листком с расчётами. Ты, кажется, на днях читал мне лекцию про наркоторговлю? Так что же, здесь, на Земле, твои барыги не понимают, чем плохи наркотики? Возят ведь?
— Это не мои барыги! — огрызнулся я. — И эти барыги не ставят под угрозу…
Я запнулся, понимая, что не прав, и на самом деле ставят, ещё как ставят. А значит, если проводить аналогию с нашими законами, депортация за контрабанду — это ещё мягкое наказание.
— Но ведь можно же было в этом конкретном случае принять во внимание? Изучить обстоятельства, сделать исключение?
— Ты, кажется, путаешь нашу скромную контору с мировым тайным правительством. Чтобы изучить обстоятельства, надо иметь посольство в мире кенаров. И шпиона в мятежной провинции. Без этого данных о реальной ситуации не собрать. Официально Вересаева послала запрос и получила ответ, что нарушителю ничего не грозит, сверх стандартного наказания за контрабанду.
— А его показания?
— А у них у каждого второго такие показания. В которые можно либо верить на слово, либо игнорировать. И то, и другое — сложный выбор, со своими минусами и угрозами.
Вагон остановился, и Сфинкс толкнул меня под лопатки, выпихивая на платформу.
— Твоя станция. Иди, отсыпайся. И это, прими что ли какое-нибудь успокоительное? Ты совсем дёрганный стал, прям как не в себе. Если Вересаева права, а я не помню случаев, когда она была не права, нас не сегодня завтра ожидает такая работёнка, Гераклу не снилось!
Апокалипсис
Геракловы проблемы начались на следующее утро, спозаранку. Я только-только расписался за макгаффины (неизменная зажигалка, крякающий манок в виде резиновой уточки, мягкая крысиная шкурка). Сфинкс уже был в метро, встречался с информатором перед входом в вестибюль на Октябрьской.
Как только на кольцевую вышел первый утренний поезд, я сел в него и отписал Сфинксу в коммуникатор, что сделаю пару кругов один, пока час пик ещё далеко и людей в вагонах немного. Договорились встретиться ближе к семи часам на Краснопресненской. Под размеренное подпрыгивание вагона на стыках я развлекал себя любимой игрой — чтением разговоров по губам.
— …И вот он каждое утро ей звонит по видеочату, общаются они. Пятнадцать минут дорога до метро, вот все пятнадцать минут они и общаются.
— И что? Ты ревнуешь что ли?
— Ну вот ещё. Он же мне сосед, а не кто-нибудь там…
— Ну а чего тогда?
— Мне просто интересно. Что это за баба, которой никогда по утрам не надо никуда собираться? А главное, если тебе никуда не надо, почему ты в такую рань не спишь? Что ты за тварь такая?
Я сдержанно улыбнулся, стараясь не выдать себя. И тут же насторожился.
Свет в вагоне моргнул. Потом ещё и ещё раз.