Линии Леи

Проклятая сила Леи, что ты сотворила со мной? Я только что убил своего напарника. Я бросаю его здесь, наедине с двумя монстрами. Ради чего? Ради спокойствия всех этих вельможных путешественников? Ради человечества, запутавшегося в самолюбии и страхе? Ради какой-то идиотской банки, в которой колдуны консервируют своё могущество?

— Нет уж, братишка, я тебя им не оставлю.

Спрятав нож, я расстегнул нагрудный кармашек куртки. Встал спиной к выходу. Вытянул руку, чиркнул — и дикая сила огненного урагана вышвырнула меня наружу, в свет, льющийся из конечной точки маршрута.

Эпилог

— Я ведь даже не просила его всю ролёвку отыгрывать. Сказала: просто выйди на сцену и представься. Я — Лориэль из рода Илуватаров.

— Не выговорил?

— Выговорил. Я, говорит, Спаниель из рода Аватаров. Весь зал хохочет, я красная стою, чуть не плачу, а он потолок разглядывает, ему всё нормально.

Подслушано в метро.

Паука мы прозвали Аликом. Полностью Алиеном, потому что он забавно выдвигал хватательную челюсть. Сокращённо — Алик.

Мы? Громко сказано. У меня по-прежнему мурашки бежали по спине при виде двенадцатилапого монстра. Это Смыслов норовил в любую свободную минуту сбегать почесать Алика между глазными дугами и скормить синюю мороженую курицу. Паук прятал подарок под плоской грудиной, мелко часто подрагивал и шевелил глазами. Он бы жмурился от удовольствия и вилял хвостом, если бы у него были веки и хвост.

— Ну, и что дальше? — спросил Смыслов.

— Дальше? — Я пожал плечами. — Ничего, в принципе.

— Ну как же? А "получит, что захочет и попадёт, куда пожелает"?

— Не знаю. Очухался я у себя дома. С пустыми руками. Весь грязный, почти голый и совершенно лысый, потому что обгорел. Полыхало ведь так, что всё крыло начисто выгорело. Даже не знаю, как вошли туда, как потушили. Как Вересаевой удалось живой выбраться — тоже не знаю.

— Так ты что, даже не вернулся потом?

— Нет. Три дня я просто проспал. Ладно, вру, не просто. Боялся я к метро приближаться. Я же его сжёг собственными руками.

Я отхлебнул из большой кружки. В подстанционных помещениях было тихо, безлюдно. Спокойно. Но кончики пальцев снова затряслись.

— Я боялся, что приду, а метро больше нет. Не существует, исчезло вместе с туманной копией. Да, я, такой весь из себя прагматик и агностик, был уверен, что каждое моё действие в Узле отражается на настоящих линиях Леи. Так что я даже телевизор не включал, боялся новости увидеть.

Лёшка вернулся за стол, зачерпнул из тарелки пригоршню фисташек и высыпал возле себя на салфетку. Получилось очень похоже на россыпь станций по схеме метрополитена.

— Я так понимаю, твои действия всё же повлияли. Не настолько радикально, как тебе казалось, но…

— Да. Я ведь влиял не на метро, а на силовые линии под ним. Поэтому в центре города сейчас столько закрытых на ремонт переходов и вестибюлей. Эскалаторы они меняют, как же! Брехун, кстати, через своих подручных передавал мне тысячу восторженных приветов и обещал пальцы откусить при встрече. Чтобы не мог я больше зажигалку даже в руки взять.

— В районе Рижской вообще стройка полномасштабная, чуть ли не новую станцию монтируют!

— Знаю. Туда основной удар пришелся, когда я ножом размахивал. Но это так, мелочи, могло быть хуже. После взрыва, который я устроил, свет Леи погас под всем городом почти на неделю. Никаких пересадок, никакой подзарядки. Зависимые путешественники, вроде улиток, чуть не передохли.

— Представляю, как тебя после этого встретили. Вересаева, наверное, была в ярости?

— Наверное. У неё же такой ковёр сгорел. Старинный. Произведение искусства.

— Вообще-то у неё дело всей жизни сгорело. Сотрудники погибли. От Хвостов даже костей не осталось, от банки ни капли металла в пол не вплавилось. Тут столько вопросов, если подумать! А ты говоришь, ковёр.

Я молча долго пил, закрывая лицо кружкой. Не доверяю я теперь своему лицу, не держит оно при себе эмоции. Не дай бог, проскользнет что. Лёшка догадается — и тут же попадёт под удар.

Рассказать ему? Как меня вышибло взрывной волной в белый свет? И как я летел в нём бесконечно долго, обдумывая, как круто изменилась моя жизнь. Пытаясь понять, что она изменила во мне самом. Жалея, что некоторые моменты невозможно вернуть назад и переиграть, поступить иначе. Правильнее. По-человечески.

Потом я решил, что окружающий свет должен, наверное, означать скорый конец. Значит, мне надо обдумать какие-то более важные вещи. Вспомнить и оценить свою жизнь. Понять, все ли дела я завершил на Земле.

Жизнь упрямо не вспоминалась. Не хотела проноситься перед глазами, и всё тут. А вот дело… одно дело у меня, и правда, оставалось. Важное незавершенное дело.