Лимонный хлеб с маком

Марина оставила лист бумаги на кровати. Выдвинула ящик прикроватной тумбочки, извлекла блокнот «Молескин», открыла его и достала рецепт лимонного хлеба с маком. Она расположила листки рядом. Подпись и детский почерк на рецепте принадлежали одному и тому же человеку. Это служило подтверждением, что покойная пекарша записала рецепт, который придумала бабушка Марины и Анны.

Она продолжала сличать тексты. Фамилия «Моли́» типична на Майорке. А вот вторая фамилия Лолы, Кармóна, распространена на юге Испании. Марина вспомнила, что в городе Севилье есть муниципалитет с таким названием. Не исключено, что мать Лолы была андалузкой.

Она внимательно перечитывала короткое письмо из нескольких строк.

Марину удивило, что ее имя значилось первым, перед именем старшей сестры. Всю жизнь, будучи младшей, она привыкла, что к ней обращаются во вторую очередь: Анна и Марина то, Анна и Марина се… Так было и в школе Сан-Каэтано, на уроках катехизиса, шитья, а также когда их созывали мать, отец или бабушка. Сейчас это привлекло ее внимание, но, возможно, не имело значения.

– 1984-й? – Она перечитала дату вслух.

Мария-Долорес умерла в январе 2010 года в возрасте шестидесяти трех лет. Если она составила завещание в 1984 году, то подписала его в свои тридцать семь лет. Марине тогда было девятнадцать, Анне – двадцать один.

– Ну почему за двадцать шесть лет до смерти ты решила оставить все это нам? Что связывает тебя с нами, Лола? – произнесла Марина, любуясь морем через окно своей спальни.

Урсула и Марина внимательно прочли пожелтевший лист бумаги с рецептом лимонного хлеба с маком, который они уже попытались испечь накануне.

– Вот видишь, я по-прежнему уверена, что причина в дрожжах. Нам нужны химические. Потому что от обычных тесто не поднимается достаточно.

– А я думаю, мы передержали его в печи… да еще переборщили с сахаром, – возразила Марина.

– Сегодня я вам немного подсоблю, – вмешалась Каталина. – Я помогу тебе, ведь не вина же бедных кур Томеу, что вы не умеете считать яйца с его фермы.

В полном молчании они втроем приступили к приготовлению сложного лимонно-макового кекса. Урсула отвечала за лимонную цедру, Каталина взбивала яйца, а Марина просеивала муку и дрожжи. Понемногу смешивали ингредиенты, пока тесто не стало однородным. Затем каждая брала горсть мака и одновременно они высыпали его, наблюдая за падением семян, как это делала Лола. Словно того требовал ритуал.

Молчание нарушила Марина:

– Лола подписала завещание, когда ей было всего тридцать семь лет… Ты знала об этом, Кати?

Каталина вздохнула и снова нахмурилась.

– Почему бы тебе не оставить Лолу в покое? – выпалила она, не смея посмотреть Марине в глаза.

Марина не ожидала таких резких слов. Накануне Каталина вполне спокойно говорила о Лоле.

– Ты поступила бы так же, оказавшись на моем месте, – примирительно молвила Марина.

– Вот именно, Кати. Подумай сама, а если бы все это произошло с тобой? Не каждый день такой дом падает с неба, – поддержала Марину Урсула.

Каталина подняла глаза и устремила их на Марину. Срывающимся голосом ответила:

– Я держу мое слово, – она схватила тряпку и выскочила из пекарни.

Урсула посмотрела на Марину и пожала плечами. Стало ясно, что ждать помощи от этой женщины бесполезно. Однако, судя по ее последним словам, она что-то знала и хранила молчание.

Они поставили тесто в духовку и вынули на пятнадцать минут раньше, чем накануне. Теперь изделие выглядело лучше, они попробовали и сочли его восхитительным.

От входной двери донесся голос священника.

– Доброго дня, отец Хесус, – приветствовала его вернувшаяся Каталина, беря для него темный хлеб и маленький кусочек лимонного кекса.

В это время вошла вдова, и, как каждым утром, оба они покраснели. Священник торопливо изрек «Прощайте, до завтра» и выскользнул в дверь пекарни. Сразу же появился Томеу, который регулярно брал пятьдесят буханок хлеба для меню и бутербродов в своем ресторане. Он, конечно же, получил свой кусочек лимонного лакомства. Третий клиент – парикмахерша с псориазом и ее пятеро детей. Для них – буханка хлеба и по кусочку лимонного кекса, который они неторопливо съедали в малолитражном автомобиле по пути в школу в Сольере. Когда дети вы́сыпали на улицу, вошел местный полицейский, закрывавший глаза на чрезмерное количество детей в «Рено-4» парикмахерши, за что она раз в три месяца бесплатно обривала ему голову.

Парикмахерша не брала денег и с Каталины за ее ежегодную стрижку, поскольку за темный хлеб могла платить на двадцать центов меньше. (Такое решение приняли Лола и Каталина, когда узнали: бедная женщина и ее добродушный муж, дальнобойщик, проводивший больше времени в своем трейлере на европейских дорогах, чем на диване в их поселке в окружении пятерых детей, не сводят концы с концами.)