Лимонный хлеб с маком

Каталина сложила руки на коленях. Слишком разговорилась, но ведь она скучала по Лоле. Сколько лет провели вместе у раскаленной печи в Кан-Моли! Каталина возвела глаза к небу и мысленно обратилась к покойной подруге. «Я тут заболталась, Лола. Но не переживай, лишнего все равно им не скажу».

Марина продолжала расспрашивать, поскольку беспорядок и хаос, с которыми она столкнулась в первый день в доме Лолы, не вязались с ее характеристикой в устах Каталины. Однако женщина ловко увернулась от ответов, нашептывая Марине сплетни о жителях поселка. Поведала о платонической любви священника к вдовушке из Вальдемосы. Об ужасной уборщице бара «Томеу», с которой Каталина и Лола были в постоянной ссоре из-за стычки, причину которой Каталина отказывалась раскрыть. О жутком псориазе у парикмахерши, которая обслуживала всех жителей поселка; о страшном гриппе, поразившем восемьдесят процентов населения Вальдемосы в 2008 году, и о проблемах, вызванных нехваткой врачей. Работал лишь один медицинский центр, и то по вторникам и четвергам с девяти до двух, очевидно – для лечения легких недомоганий. А с серьезными проблемами приходилось обращаться в больницы Пальмы.

– Если понадобится, приходите ко мне, я врач, – сообщила Марина.

– Ты – доктор? – удивилась Каталина. – Только не вздумай растрезвонить в поселке, иначе от тебя не отстанут, – предостерегла ее Каталина, подышав на свои очки и протирая их фартуком.

Урсула сварила кофе на четверых, и они продолжали шушукаться, пока солнце не пошло на закат и прохлада не покончила с их приятной импровизированной трапезой.

Наконец сестры остались одни. Они вошли в пекарню и поднялись в спальню, самый уютный уголок в доме.

– Как дела? – первой спросила Анна.

– Если бы всего пять месяцев назад мне сказали, что я буду месить хлеб, я бы не поверила.

Они улыбнулись.

– Собиралась тебе звонить, Анна, – продолжала Марина. – Я решила остаться здесь до конца августа. Приедет мой партнер и…

Анна машинально прикусила нижнюю губу. Ей стало страшно от последствий, которые это повлечет.

– Марина, ты обещала нам, что откладываешь решение до начала марта. А уже август. И появился еще один заинтересованный покупатель из Германии. – Она потерла лицо руками. – Армандо разъярится.

Марина сурово посмотрела на сестру. Анна прекрасно понимала, о чем та думает. Но ни одна из них не хотела затрагивать больную тему.

– Вчера моя дочь, которую я считаю сообразительнее меня, предложила оставить тебе это помещение, а нам – дом. Дела наши плохи, Марина, нам нужны деньги.

Марина с трудом сглотнула. Такой выход максимально логичен, но она не понимала, почему он вызвал у нее беспокойство. Старый дом в районе Сон-Вида все еще принадлежал и ей. Дом ее детства, в который она жаждала вернуться, когда была подростком. Стены, среди которых она не жила более тридцати лет, – часть ее прошлого.

Они помолчали. Нет, это неподходящий вариант для обеих.

– Кажется, да, логично, – промолвила Марина. – Мы можем разделить имущество. А что вы, собственно, хотите? Продать наш дом?

– Не знаю. Но ведь нам действительно нужны деньги… У меня на глаза наворачиваются слезы, как только помыслю о продаже. Когда его купила бабушка Нерея?

– В тридцатые годы, – ответила Марина.

– Вероятно, для нас единственный выход из разорения. Не знаю.

– Анна, это твой дом, твои деньги. Амбиции твоего мужа привели к тому, что он потерял все. Он, а не ты.

– Наше здание в Магалуфе арестовано. Мы продали яхту. Никак не пойму, что же случилось в Панаме. Его там охмурили.

– Это его проблема. Я подпишу бумаги, если ты действительно хочешь. Но если вы продадите дом, останетесь ни с чем. И если я это сделаю, то только для тебя, Анна, ведь ты меня просишь. Но не ради твоего мужа и не для его спасения от финансового краха.

Они прогулялись до входа в поселок, и Ньебла следовала за ними. Анна взяла сестру под руку, на какое-то мгновение склонила голову ей на плечо. Марина взглянула на ласковую старшую сестру и улыбнулась. Собака, хладнокровная в свои семьдесят лет (в пересчете на человеческий возраст), втиснулась между ними, и они едва не упали на землю. Глупая псина, но Марина ее полюбила. Они подошли к машине.

– Анна, поинтересуйся у Армандо, унес ли он что-то отсюда. Ведь он первым посетил дом. Странно, что я здесь ничего не нашла – ни фотографий, ни счетов, ни каких-либо писем. А когда тут оказалась, все валялось на полу…

– Обещаю, – не слишком уверенно ответила Анна, зная, что ее муж ответит так, как ему выгодно.

– И передай ему, что мне нужно письмо, которое Мария-Долорес написала нотариусу.

Бессовестный Армандо уже через неделю получил от Курро нотариальный документ о разделе имущества сестер. Особняк, в котором жили супруги, вдвое превышал по площади строение в Вальдемосе. Марина, глубоко страдая оттого, что муж у ее сестры такое презренное существо, подписала отказ от дома своего детства. И стала единоличной владелицей всего наследства Марии-Долорес Моли.