Лимонный хлеб с маком

Суд Аддис-Абебы приступил к рассмотрению дела об удочерении Наоми. Одновременно начались выплаты гонораров эфиопским адвокатам и долгое ожидание решения африканских властей. После ожидания дольше положенного и выплат больше, чем необходимо, жизнь наладилась. Наконец-то 1 мая 2014 года Наоми прибыла на Майорку.

Они вместе вошли в дом. Девочка высвободилась из рук Марины и помчалась в пекарню. Матиас и Марина беспокойно переглянулись, ведь малышка только что появилась в доме, где ей предстояло жить. Наоми наткнулась на мешки с майорканской мукой и запустила в один из них свои ручонки. Играя с мукой, она разглядывала белые ладошки, которые контрастировали с ее черной кожей.

– Ынджера (хлеб)? – спросила Наоми, рассматривая свои ручки.

– Да, это для «ынджеры». Из муки мы печем хлеб, – пояснила Марина, назвав «хлеб» по-испански.

– Хлеб, – повторила Наоми на испанском, снова погружая ладошки в мешок.

– Хлеб, да, это хлеб, – гордо произнесла Марина, услышав от дочери первое испанское слово.

Наоми схватила горсть муки и выбежала на улицу. Она разжала пальчики, позволив северному ветру смести муку. Ветер разбрасывал по полям острова маковые семена. Из них, как и ежегодно, вырастут дикие цветы.

Наоми показала ручонкой на поле.

– Хочешь туда?

Девочка кивнула. Марина поцеловала Матиаса, который неуверенно и молчаливо ждал ее указаний.

– Приготовишь что-нибудь перекусить?

– Да, сейчас, – ответил он.

– Матиас…

Он повернулся к ней; она улыбнулась, заглянула ему в глаза и на своем родном языке наконец-то произнесла два слова, которых никогда ему не говорила:

– Люблю тебя.

Наоми вцепилась в руку Марины и повела к маковым полям. Затем отпустила руку и побежала по полю, похожему на прекрасный пейзаж, который будет с ней всю ее жизнь.

Малышка бегала, скакала и бросалась в объятия матери.

Матиас наблюдал за ними через кухонное окно. Вот кто встретился на его жизненном пути… Через две недели он уезжает, чтобы присоединиться к руководству медицинской бригады в Центрально-Африканской Республике для борьбы с очередной вспышкой лихорадки Эбола. Но в первых числах декабря снова будет здесь, с ними. Матиас открыл окно и посмотрел на маленькую чернокожую девочку, резвившуюся среди алых цветов, рядом с его женой, и, против желания, уже начал скучать по обеим.

Две недели промчались незаметно. Наоми не желала спать в своей комнате. Пару ночей они пытались ее приучить, но она закатывала истерики, и они смирились. Так что малышка каждую ночь почивала между родителями.

В день отъезда Матиаса они втроем прогуливались по узким улочкам Вальдемосы. Он держал Наоми на руках, оперев ее о свое бедро и обнимая жену за плечи. Счастливая Марина оглядывала принадлежащий ей крохотный кусочек Средиземного моря.

8 Хлеб и моя пишущая машинка

Вот что все искали, но никак не могли найти для того, чтобы заставить Урсулу снова засесть за создание книг.

Она подтащила столик из соснового дерева к окну гостиной, что потребовало усилий ее старых немощных рук, но они справились.

Погладила мужнин проигрыватель, дремавший рядом с ее раздолбанной пишущей машинкой. С натугой подняла ее и поставила на столик. Пододвинула офисный эргономичный стул, купленный при помощи Габриэля в магазине в Пальме, и устроилась поудобнее. Глубоко вздохнула… Ах, какое же это прекрасное место, чтобы провести здесь и следующий год своей жизни. Присмотревшись, за пшеничными полями, оливковыми и миндальными рощами можно вдалеке увидеть кусочек моря.

Всю прошлую неделю она почти не выходила из дома: слишком холодно для страдающей артритом старухи. Дабы развлечься, стала искать убежище в читаных-перечитаных романах, заполняющих книжные полки. В поисках подходящей компании она скользила пальцами по корешкам сотен фолиантов, пока не добралась до романов своей юности. Среди них – старые издания любимых латиноамериканских авторов, которыми она зачитывалась в изгнании.

Даже в ее возрасте оставалась и нерешенная проблема. За всю свою литературную карьеру Урсула так и не отважилась поиграть в магический реализм, у которого многому научилась. Пытаться-то она пыталась, но ее немецкие гены, побуждающие к перфекционизму, препятствовали этому. А теперь, в ее годы, опасаться уже нечего, если смиренно опереться на мэтров…