Лимонный хлеб с маком

– Могу, разумеется. Если хочешь войны, ты ее получишь. Тебе будет непросто. Этот дом – семейное жилье, настолько же твое, как и мое, – заявил он, давя окурок в пепельнице и вставая, чтобы показать, что разговор исчерпан.

Армандо пошел к лестнице, оставив жену с открытым ртом. Анна гневно смотрела на него, продолжая сидеть на диване.

– Армандо!

– Оставь меня в покое.

– Ну пожалуйста, взгляни на меня.

Армандо повернулся к жене и окинул ее презрительным взглядом. Она ненавидела этот хорошо знакомый взгляд, которым он унижал ее. Вовсе не рассчитывая на сострадание, она приглушенно промолвила:

– У меня рак.

– Ну ты и идиотка, – бросила Имельда дочери, когда заметила ее выпирающий живот, войдя в аэропорт имени Ниноя Акино в Маниле.

Дочка скрывала от нее свою беременность. И не потому, что у находившегося в ее чреве младенца не было отца. Она тайно вышла замуж, узнав, что понесла, за юношу, которого любила. Он – бродячий торговец, развозивший на велосипеде «соленый хлеб»[35] по окрестностям Манилы.

Однако не для этого же ее мать принесла в жертву четырнадцать лет своей жизни в Испании. Нет, не для того, чтобы оставаться в той же самой выгребной яме, в которой они родились. В маргинальном человеческом муравейнике, в лачугах, слепленных из гофрированного железа и пластика. У Имельды для дочери вызрели планы получше. Она представляла себе жизнь вдали от того района, где появились на свет все ее предки. Имельда пожертвовала своим материнством, чтобы увидеть, как ее дочь учится в Манильском университете и превращается в даму, каковой сама она стать не могла.

Увы, жизнь, как уже сказано на предыдущих страницах, не бывает такой, как нам хочется: она такая, как есть. Ведь то были задумки матери, а не дочери, влюбленной в добродушного уличного торговца, и девушка смирилась с судьбой, которая выпала на ее долю. Ну и ладно; существовало еще кое-что, чего твердо придерживалась дочь Имельды вопреки своей матери. Она четко сознавала: в отличие от нее она никогда не оставит будущего ребенка, потому что сама остро пережила одиночество, когда Имельда отправилась на заработки. Лучше уж всю жизнь кормить дитя одним «соленым хлебом» и сырыми яйцами, чем оставить его в четыре года заботам непонятно кого… Даже если попечитель – бабушка.

Имельда стояла на коленях на берегу речки Пасиг, стирая пеленки и распашонки будущей внучки, которая унаследует их от своей матери. Они хранились в пластиковой коробке, в лачуге из кирпича и гофрированного железа, где они обитали. Приспособиться к жизни на Филиппинах оказалось непросто. И дело не только в отсутствии комфорта, который остался на Западе. В доме хозяев у Имельды была своя комната, своя ванная с горячей водой, свой телевизор и личное пространство. Теперь же приходилось делить комнатушку с матерью, а дочь и ее муж ютились в другой спальне. Вскоре Имельда убедилась, что совсем не нужна дочери; она ведь покинула ее в четыре года. А вернулась четырнадцать лет спустя, и на что тут надеяться? Дочка никогда не просила у нее совета, а обращалась к бабушке, которая заботилась о ней всю жизнь. Иногда Имельда замечала, что даже мешает молодой женщине.

Она взглянула на наручные часы, которые ей подарил пакистанец с переговорного пункта на Майорке. Вычла шесть часов разницы во времени с Испанией. Сейчас бывшая хозяйка наверняка одна в своем доме. Имельде до сих пор не выплатили трехмесячный долг. Она несколько раз говорила по телефону с сеньором Армандо, обещавшим перевести ей деньги, но прошел почти год, а он ничего не сделал. Имельда хотела, чтобы трубку взяла сеньора Анна.

Она выжала белье, повесила его на веревку у хижины и отправилась в «Кавали Манила Бар» в центре квартала. Там получали письма и телефонные звонки все местные жители.

– Сеньора!

– Имельда!

– Как ваши дела, сеньора?

– Хорошо. А ваши, Имельда?

– Очень хорошо. Не могу говорить долго, это очень дорого.

– Я слушаю.

– Ваш муж до сих пор мне не заплатил.

– Неужели? Ведь мне он сказал, что уже расплатился.

Во время своей последней поездки в Швейцарию Армандо собирался сделать почтовый перевод в Манилу, взяв деньги со счета в банке HSBC.

– Я сама займусь этим. Извините, Имельда.

– Ну, пожалуйста, переведите деньги. В этом месяце родится моя внучка. Я хочу, чтобы она появилась на свет в больнице, а не дома. К тому же, сеньора, сделать экографию стоит тысячу долларов.

– Не волнуйтесь. Сегодня же я все улажу.

– Спасибо, сеньора.

– Не за что, Имельда. Надеюсь, у вас будет все в порядке.

Неизвестно почему, голос у Анны задрожал и появилось желание поплакать в жилетку этой азиатской женщины, к которой она привыкла за столько лет.

– Берегите себя, Имельда, – сказала она хриплым голосом, прощаясь.

– И вы тоже… Сеньора!

– Слушаю.

Имельда и сама не знала, почему снова обратилась к своей бывшей хозяйке. Видимо, что-то вращалось в ее подсознании с первых же месяцев после возвращения в родной город.

– Если узнаете, что кому-то из ваших подруг нужна служанка, позвоните мне. Моя дочь уже взрослая, к тому же за ней здесь хорошо присматривают.