Лиловый (Ii)

   Возразить ему на это было нечего, и вскоре они уже направлялись к ней домой; в гостях у Эннис он ее ни разу не был и не без любопытства обнаружил, что она живет в пригороде Ритира, в районе, который уже нельзя было бы отнести к высотному городу, но все-таки дома здесь были в основном четырех- и пятиэтажные, кажется, очень старой застройки, -- хотя, может быть, это была только имитация старины.

   Квартирка у нее была маленькая, всего две комнаты, и тоже будто в стиле давно ушедшего времени, и после королевского беспорядка Корвина, к которому Леарза успел привыкнуть, выглядела особенно опрятной. Они вдвоем неловко толклись на кухне, потом пили кофе с печеньем, наконец перебрались на тот самый диван; Эннис действительно залезла на него с ногами и обняла подушку, а Леарзе не сиделось, он вскоре поднялся и подошел к книжным полкам напротив, принялся рассматривать стоявшие на них вещи.

   -- Давно ты живешь одна? -- спросил он.

   -- Несколько лет, -- сказала Эннис. -- С тех пор, как начала учиться на врача. Моя семья живет на Сиде, в Квинлане. Это милый усадебный район, очень старый, совсем маленький. Он построен в узкой длинной долине, на берегу морского залива.

   -- Профессор Квинн говорил как-то, что твоя мама -- его младшая дочь...

   -- Верно, -- улыбнулась она. -- Дедушка и сам когда-то жил в Квинлане, и там до сих пор живут все мои родственники: дядя и две тети с семьями.

   -- А бабушка? -- вырвалось у Леарзы; его вдруг осенило, что если у профессора Квинна есть дети и внуки, то должна была быть и жена.

   -- Бабушка умерла, когда я была еще маленькой, -- сообщила Эннис; лицо ее сохранило свое безмятежное выражение. -- Она тоже работала в научно-исследовательском институте, но она была физиком по образованию. Во время очередного их эксперимента что-то пошло не так, и вся лаборатория взлетела на воздух. Такое иногда случается.

   -- ...Прости.

   -- Да ничего, я ведь почти и не помню ее.

   Леарза смолчал и отвернулся к полке; спокойствие Эннис в очередной раз напомнило ему о том, что ему никогда не нравилось в обитателях Кеттерле.

   Тут взгляд его упал на двухмерную фотографию в рамке, стоявшую между кошачьей статуэткой и вазочкой.

   -- Это... ты? -- спросил Леарза, бездумно протягивая руку.

   -- А... да, -- отозвалась девушка.

   На фотографии изображены были трое; взрослые люди, мужчина и женщина, держали на руках крохотного совсем ребенка, годовалого, быть может. Оба счастливо улыбались; ребенок потешно раскрыл рот.

   -- Это бабушка с дедушкой, -- сказала Эннис. -- Они тогда еще жили с нами в Квинлане. Это было незадолго до того, как бабушка погибла. Дедушка очень тяжело переживал ее смерть, не мог больше оставаться в доме, в котором они счастливо прожили много лет, а тут как раз разведчики обнаружили Венкатеш, и он уехал... а когда вернулся, то предпочел оставаться в ксенологическом.

   Леарза потерянно молчал, рассматривая людей на фотографии. Взрослая женщина чем-то определенно была похожа на саму Эннис, с такой же открытой и доброй улыбкой на лице. Муж ее держал обеими руками ребенка, выставив перед собой, словно дорогой приз, а она положила ладонь на его локоть.

   Леарза по-прежнему стоял спиной к ней и не видел, что улыбка сошла с ее усталого лица; Эннис опустила голову, разглядывая собственные пальцы.

   -- Я знаю, ты думаешь, что мы такие бесчувственные, -- тихо добавила она. -- Что мы столь равнодушны к чужой смерти, -- да хоть бы и к своей собственной, -- что продолжаем улыбаться, кажется, даже на похоронах. Но понимаешь... это

наш

способ справляться с горем и болью. Тоже, наверное, неидеальный... не думать о плохом, не плакать, закрыть все в самом потайном уголке сознания и никогда не возвращаться, только наедине с собой, по ночам.

   -- Извини, -- глухо отозвался Леарза. -- Я дурак.

   ***

   Описать, какое произошло столпотворение после случившегося, одними словами было бы невозможно. Гомон людских голосов достигал небес; сперва пораженные вестью о неудавшейся попытке убийства, теперь уже они и не вспоминали ни об убийстве, ни о самом Кандиано, который с того момента исчез из Централа навсегда, и даже говорить о нем стало неприличным (Витале Камбьянико расстроен был тем, что обоих братьев Наследник попросту проигнорировал, но ничего не мог поделать с этим).

   Все только и говорили в тот день, что о таинственном инопланетянине, который скрывался среди бездушных, да еще и пробрался во дворец самого Наследника. Хотя сам Фальер и все сопровождавшие его давно ушли, никто никак не хотел расходиться с площади, и только двоюродные братья Моро и Дандоло, обеспокоенные судьбой своего старшего товарища, кое-как выбрались из толпы, почти бежали по пустым улицам.

   -- Несчастный упрямец, -- воскликнул Тео, оглядываясь. -- Что теперь с ним будет!