Лилит

- Я так не думаю. То есть я надеюсь, что этого не случится. Я самая большая. Иногда меня это пугает.

- Почему это должно тебя пугать?

Она не нашлась с ответом.

- Сколько тебе лет? - продолжил я.

- Я не знаю, что ты имеешь в виду. Мы все здесь такие.

- А насколько большим вырастает ребенок?

- Я не могу точно сказать... Некоторые, - добавила она голосом, дрогнувшим от страха, - продолжают расти, когда мы уже думаем, что они перестали. Это страшное дело. Мы никогда не говорим об этом!

- Что же делает их такими страшными?

Минуту она молчала, а затем ответила:

- Мы боимся, что из них вырастут великаны.

- А почему вы этого боитесь?

- Потому что это так ужасно! Я не хочу говорить об этом!

Она спрятала ребенка за пазухой, и так испуганно, что я не осмелился больше ни о чем ее спрашивать.

Незадолго до этого я начал замечать в двух или трех маленьких детях признаки эгоизма и жадности, и я отметил про себя, что большие девочки бросают в их сторону тревожные взгляды.

Никто из них не помогал мне в моей работе - они ничего не станут делать для великанов! Но они никогда не отказывали мне в поддержке своей любовью и добротой. Они могли петь для меня, один за другим, по очереди, часами; карабкались на дерево, чтобы добраться до моего рта и вложить туда осторожными маленькими пальчиками маленький фрукт; а также вели постоянное наблюдение за великанами, чтобы уберечь меня от их внезапного появления.

Иногда они усаживались вокруг меня и рассказывали истории - почти все очень детские и кажущиеся почти бессмысленными. Время от времени они созывали генеральную ассамблею на предмет, чем бы еще развлечь меня. Как-то однажды случилось мне на одном из таких собраний услышать от одного унылого мальчугана странную тихую песню с таким патетическим припевом (хотя о чем он был - я почти и не понял), что слезы брызнули у меня из глаз. Этот феномен привел в замешательство тех, кто в это время сидел рядом со мной. Тогда впервые я задумался о том, что в этом мире я никогда не видел воды; ни падающей с небес, ни в тихом омуте, ни бегущей ручьем; вообще никакой. Может быть, когда-то давно, в глубине веков, она и была здесь; и даже, скорее всего, ее было предостаточно, но Малютки никогда прежде (пока не заметили слезы у меня на лице) не видели ее! И несмотря на это, в них было некое смутное, бессознательное благородство, и это выглядело так: очень маленький ребенок подходит к певцу, трясет перед его лицом сжатыми кулачками и говорит что-то вроде: "Вот, ты сделал так, что из глаз доброго великана течет сок! Ты - плохой великан!"

- Как так получилось, - однажды спросил я у Лоны, когда она пристроилась с ребенком на руках у корней моего дерева, - что среди великанов я не видел ни разу ни одного ребенка?

Она помолчала немного, будто тщась отыскать хоть какой-то смысл в заданном вопросе, затем ответила:

- Они же великаны, они не Малютки.

- У них никогда не бывает детей? - спросил я.

- Нет, для них не бывает никого в лесу. Они же не любят детей. Если они увидят наших детей, они их затопчут.

- Что же, число великанов все время остается неизменным? Было время, мне казалось, что это ваши папы и мамы.

Она разразилась веселым смехом, и сказала:

- Нет же, добрый великан, это мы их предки!

Но как только она это произнесла, радость словно умерла в ней и она будто испугалась чего-то.

Я оставил работу, и уставился на нее, сбитый с толку.

- Как так может быть? - воскликнул я.

- Я не могу ответить, я сама не понимаю, - ответила она, - но мы были здесь, а они - нет. Они получаются из нас. Извини, но я ничего не могу с этим поделать. А они - могут.

- А как давно вы здесь живете? - спросил я, озадаченный сверх всякой меры, в надежде хоть с какой-нибудь стороны пролить свет на этот вопрос.

- Я думаю, всегда, - ответила она, - я думаю, кто-то нас все время делает.

Я вернулся к своей работе.

Она заметила, что я ничего не понял.

- Великаны получаются не всегда, - продолжила она. - Если Малютка не будет осторожен, он вырастет сначала жадным, потом ленивым, а затем большим, а затем глупым, а затем - плохим. Глупые создания не знают, что они произошли от нас. Немногие из них верят в то, что мы где-то существуем. Они говорят: какая чушь! Но взгляни-ка на маленького Бланти - он ест одно из их яблок! Он будет следующим! О!..Ох! Скоро он станет большим и плохим, и мерзким, и сам этого не понимает!

Ребенок стоял неподалеку собственной персоной и ел яблоко размером почти со свою голову. Мне часто казалось, что он выглядит хуже, чем остальные, но теперь он был просто омерзителен.

- Я пойду и отниму у него эту чудовищную вещь! - воскликнул я.

- Это бесполезно, - грустно ответила она. - Мы сделали все, что могли, а теперь уже слишком поздно! Мы боялись того, что он растет, потому что он не верил никому, когда его предупреждали, но когда он отказался поделиться своими ягодами и сказал, что он собирал их для себя, тогда мы уже знали, что так и выйдет! Он обжора, и безнадежный. И я уже устала смотреть за тем, что он ест!