Она поёрзала на мягком сиденье, вспомнив, что они вытворяли в той халупе в Текстилях, и одёрнула себя. Хотя... это ведь не её вина. Макс слишком редко стал уделять ей внимание, отсюда и эти мысли о Ромке и его руках. Ромка был тогда худой, и пальцами левой руки царапал её, этими своими жуткими мозолями от струн гитары. А потом он достал у кого-то из друзей "Камасутру", и они вдумчиво исследовали её вдоль и поперёк, а потом так же исследовали друг друга, и к утру лежали, обессилевшие, и не могли пошевелиться, и за окном было так же солнечно, как сегодня, а на помойке прямо под окнами местный бездомный кот гремел консервными банками.
Рома-романтик, думала она, поднимаясь на лифте на крышу. Мама была права. Он не мог дать ей ничего, кроме этих дрожащих струн и дрожащих мгновений экстаза на нелепом сломанном диване, которые заставляли её забывать обо всём на свете. Они дружили вчетвером, Ромка с ней, Лилей, и Витька с Наткой. Ездили на великах по окрестным садовым товариществам, лазили на чужие огороды и пекли картошку в костре, а однажды Витёк украл у дачников курицу, жирную, белую, а Ромка даже не смог свернуть ей шею, чтобы пожарить.
Нет. Она не хочет этой дорожной романтики. Спасибо, наелась. Между этими безумными, неуловимыми мгновениями была плесень на плитке в ванной и банки дешёвой тушёнки, разогретые с рисом, а ещё мокрицы, которые ползли по стенам из подвала. Наверное, мама тогда психанула. Семнадцатилетняя дочь уходит из дома по ночам и возвращается, шатаясь, в засосах, с пьяными глазами...
- Привет, солнышко. - Макс ждал её под стеклянным навесом у лифта. - У нас столик вон там.
Лиля обняла его за шею и повисла, радостно целуя. Наконец-то!
- Ты опять ночевал на Староконюшенном? - Она изучала меню, поглядывая на него. Макс с аппетитом ел свой стейк, запивая соком. - Я ждала тебя ночью.
- Да. Извини, малыш. Сходил поплавать, а потом вечером твой отец позвонил. Я в командировку в Липецк. Надо было с накладными разобраться. Китайцы опять намудрили.
Лиля нахмурилась.
- Вот это, - ткнула она наугад в какой-то салат. - И воду.
Девушка кивнула и скрылась в лабиринте занавесок и столиков.
- А это нельзя отложить? - спросила Лиля, протягивая ему ладонь. - Макс, мне тут перепал директорский тур на Мадейру. Понимаешь? Неделя ви-и... а-ай... пи-и, - протянула она с нарочито надменным лицом. - Ну, давай, скажи, что Липецк может подождать!
- Может. - Макс кивнул, закидывая в рот последний кусочек стейка. - Ради тебя - может. Я только позвоню твоему отцу. Когда?
- Двадцать пятого.
Салат был приличный, кроме зёрен граната, которые почему-то горчили. Лиля сидела, откладывая их на край очень большой белой тарелки, и вяло тыкала вилкой в рукколу, глядя, как Макс расхаживает с телефоном у уха по дальнему краю веранды, попинывая большие плетёные серые топчаны и диваны.
- Я договорился, - сказал он. - Португалия, значит? Олег Михалыч щедрый шеф.
- Устроим второй медовый месяц, - улыбнулась Лиля, вставая ему навстречу. - Как насчет съездить в твой перевалочный пункт на Староконюшенном прямо сейчас?
Макс с сомнением поднял бровь. Лиля удручённо вздохнула.
- Ты чего глядишь сычом? Аль кручинишься о чём? - Макс взял её за подбородок и поцеловал. - Пойдём. У нас впереди неделя в жаркой стране, а ты закисла. Не надо. Успеем ещё накувыркаться.
Лиля вздохнула. Створки лифта закрылись за ними. Макс стоял, прислонившись спиной к стенке, и она повернулась и шагнула к нему, прижимаясь всем телом.
- Стой, стой. Тут бизнес-центр, - хмыкнул Макс, отстраняясь. - На любом этаже могут войти. Потерпи хотя бы до дома. Что с тобой такое?
- Не знаю. Весна меня дразнит, - хихикнула Лиля, целуя его. - А тебя не дразнит? У меня голова кругом идёт от этих запахов, особенно, когда ты рядом.
- Ну, я уже не мальчик. - Макс погладил её по щеке и достал ключи. - Я обратно в офис. Встретимся дома.
4. Лепестки яблонь
Яблоня роняла лепестки на асфальт дворика и на бордовый "жигулёнок" Вики. Мама сказала папе, чтобы тот принял меры, потому что эта подростковая страсть до добра не доведёт. Папа тогда разозлился и сломал дверь в ванную, а на следующий день привёз Лилю в "Аврору" к Марине Вадимовне. Она с улыбкой кивала папе, а когда он вышел, повернулась к Лиле и закатила глаза, показывая на дверь. "Как будто он себя не помнит в семнадцать-то лет", - улыбнулась она, подмигнув, и с тех пор у Лили не было от неё секретов.
А потом, через год, папа привёз её на корпоратив, и там познакомил с Максом. "Максим, двадцать шесть, амбициозный, спортсмен". Так отец представил его. Лиля хихикнула и убежала к столикам, где приметила шампанское, но Макс ходил за ней весь день, а вечером пригласил танцевать. Они танцевали медляк под какую-то древнюю песню, и Макс дышал ей в висок, а шампанское кружило голову. "Негромкие гитарные аккорды дрожали нежно под его рукой... Хотелось мне казаться непокорной..."
Лиля выдохнула дым и присела на заборчик. Как курица на насесте. Как давно это было!