Лилэр

Она разглядывала сероватый подбородок кира и его утомлённые веки. Зачем ей возвращаться? – билась в висок мысль. Куда? К кому? Лепестки яблони падали перед её глазами на бордовую "ласточку" Викуси, и Макс выходил из шипения душа в шипение кофеварки, завернувшись в полотенце.

Одиночество тут и предательство там. Полтора года в этом не очень понятном мире, который раскрывался ей всё новыми гранями. Нагромождения странных, отживших традиций, страх свернуть не туда, куда идут все остальные, выделиться, какие-то дикие суеверия, запреты, которые существуют тут веками и из-за этого постепенно начинают считаться истиной, основой, базой мироздания. "Потому что это так", и никак иначе.

Каждый цветок должен расти на своей грядке, думала Лиля, когда в очередном постоялом дворе кир Мотлон стоял, выбирая новенькие монетки на сдачу. Эта грядка – не её. Или нет?

Дорога была бесконечной. Кир Мотлон почти не разговаривал, по-видимому, мучаясь от укачивания. Вечерами, на постоялых дворах, он зачем-то из раза в раз напивался, и с утра страдал, страдал неистово, обрастая щетиной, обзаводясь воспалённой красной каёмкой век, дёргаясь от резких звуков.

Через две недели пути Лиля опять заболела. Какая-то новая, неизвестная ей до этих пор болезнь, от которой все ладони покрылись мелкими пузырьками, и на ступнях тоже появились эти пузырьки, которые, впрочем, быстро прошли, оставив после себя лишь воспоминания о двух сутках жара и рези в глазах и горле.

Ночами, лёжа в маленькой комнатке на узкой кровати, она смотрела в окно, на золотисто-коричневатую Монд, небольшую, похожую на шарик из оконной замазки, которой мама пыталась победить сквозняки в их бараке, и на растущую крупную голубоватую Габо, которая напоминала луны, что рисуют на обложках женских романов. Она часто пыталась найти знакомые созвездия, но звёзды тут были другие, и даже выглядели по-другому: не маленькие светлые точки, а крупные, острые, лучистые кристаллики. Страх тогда сковывал её и мешал дышать, и перед глазами вставали звёзды над городом, растворённые в свете фонарей Староконюшенного и в дыму её сигареты.

Безумная Ирма сказала, что дыма не будет там, где нечему гореть. Тут не было табака. Тут не было и кофе. Она расспрашивала Ларата, что вообще есть в этом мире. потому что её очень сильно удивили очки на некоторых кирио в Эдере. В её понимании очки слабо увязывались с окружающей обстановкой. Попытка привязать уровень развития здешних технологий к какой-либо определённой эпохе, известной ей, не увенчалась успехом, да и лилиных знаний истории в этом вопросе было явно маловато.

Её комплект нижнего белья странным, чужеродным напоминанием о прошлом так и лежал в мешке, на самом дне, рядом с мешочком, в котором хранились выданные Ларатом пятьдесят золотых и флакон с прозрачной жидкостью. В конверте с подлинными документами, нарочно завёрнутом в грязную тряпицу, пряталась сложенная банковская бумага ещё на сотню золотых, на крайний случай. Лиля крепко запирала дверь комнаты, а с утра проверяла, цел ли волосок на завязках мешка. Остаться без денег означало остаться без возможности связаться с Ларатом и попросить помощи. А помощь ей могла потребоваться.

Она – не воин. Она осознавала это в минуты отчаяния, холодными вечерами, когда серое липкое безвременье окружало её, холодной лапкой щекоча шею под волосами. В тех книжках юные герои, попав в другой мир, несли искру света, испепеляя врагов, а она стояла, наклонившись над лоханью, и сбивала костяшки пальцев, оттирая сероватую ткань нижнего платья или юбки.

Дорога выматывала изрядно. Пару раз им пришлось мешкать в пути, потому что еда оказалась несвежей, и наконец в одном из постоялых дворов кир Мотлон вместо пива попросил ачте.

Лиля уставилась на него с подозрением. Он сидел, шумно прихлёбывая золотистый отвар, и о чём-то напряжённо размышлял.

– Через день будем в Ордалле, – сказал он. – Слава небесам, без происшествий добрались.

Лиля радостно встрепенулась, но Ункар был не столь воодушевлён. Оставшийся путь до Ордалла они проделали в том же напряжённом молчании, и кир Мотлон то дремал, то мрачно смотрел в окно.

Ордалл развернулся перед ними неожиданно. Два серых склона держали его между своих ладоней, и голубое небо с кусочками ватных облаков накрывало его, как та голубая тарелка, которой они с Ромкой закрывали залитую кипятком китайскую лапшу. Лиля прижалась к стеклу, разглядывая столицу, но на таком расстоянии, с перевала, мало что удавалось различить.

Дорога к перевалу была более пологой, чем та, которая спускалась к Ордаллу от последней станции перекладных. Кир Мотлон показал документы, оставляя лошадей, и они пересели в небольшой экипаж, а камьер кира устроился на облучке рядом с кучером.

Небольшая коляска везла их по крупным, плотно подогнанным тёсаным камням. Хорошая брусчатка, ровная... Наконец-то. Лиля за время пути обнаружила в себе столько такого, что раньше ещё ни разу не болело, что новых открытий совсем не хотелось.