Ликвидатор

С Балвером все было просто. Я избавился от него в прошлую субботу, незадолго до того, как мы покинули Пул. Мы находились на середине Ла-Манша, и видимость была плохая. Я попросил его проверить лаг и ударил по затылку. Он упал за борт. Я менял курс около трех раз, чтобы удостовериться, что он не всплыл. Полагаю, в конце концов его тело где-нибудь прибьет к берегу, но к тому времени яхта уже будет затоплена, и все решат, что он утонул вместе с ней. Затем я поплыл к тому месту, где меня уже ждал Мэтсис. Мы прибыли сюда, застрелили Питера и дождались Джонаса. Признаюсь, это была единственная часть операции, которая вызывала у меня беспокойство. Не только потому, что пришлось торчать в Сент-Питер-Порте во время расследования убийства, хотя я был уверен, что между Питером и мной нет никакой связи. А больше прочего потому, что предстояло иметь дело с самым трудным человеком.

Как вы догадываетесь, сегодня утром я совсем не был рад, увидев, как он идет по сходням. Его возвращение означало, что он добрался до Сталица и в очередной раз смог улизнуть, несмотря на американцев. Это означало, что он так же хорош, как я и подозревал. Поэтому я попытался его ошеломить, сбить с толку, чтобы заманить на лодку. Если у Джонаса и есть недостаток, то это некоторая, так сказать, негибкость, жесткость, благодаря которой его сравнительно легко на короткое время нейтрализовать. Только сегодня утром это не сработало. Такое впечатление, что он чуть ли не ожидал, что Рэйвенспур мертв. Но знаете, даже это было для меня огромной удачей. Пока Джонас мне не открыл правду, я думал, что вы действительно племянница Питера, что старикан просто решил немного расслабиться. Я собирался уплыть отсюда и забыть о вас. Джонас убедил меня, что имеет смысл с вами поговорить.

— Безусловно, — сказала Марита.

— Итак, теперь я хочу, чтобы вы ответили на три моих вопроса.

Марита облизала рот и плюнула. Слюна попала Стерну прямо между глаз. Он даже не шевельнулся. Просто встал с койки и вытер лицо платком.

— Я займусь ею! — крикнул он Мэтсису. — Иди сюда и приготовь все для допроса молодой женщины.

Мэтсис заставил Мариту сесть на пол каюты, у мачты, и на этот раз обвил веревку вокруг ее талии несколько раз, туго затягивая после каждого витка, так что она очутилась в неестественно прямом положении, — руки прижаты к бокам, шевелиться могли только ноги и голова. Начинало смеркаться, и даже из люка падало совсем мало света. «Реджину А» сильно качало, а когда находила волна, по ней словно бы пробегала дрожь от носа до кормы. Уайлд решил, что течение поворачивает. Пройдена ли уже юго-западная оконечность острова?

Марита пристально смотрела на него. Она не могла заговорить, пока рядом с ними находился Мэтсис, но пыталась удержать его внимание, заставить его понять то, что она собиралась сказать, когда они были одни в каюте. Он покрутил головой, но не смог найти вокруг ничего, способного вселить надежду. Он был все так же крепко связан, а она и вовсе обездвижена.

Примерно полчаса Мэтсис лежал на койке, глядя на женщину, затем поднялся и вышел на палубу. Уайлд посмотрел на Мариту. Она терлась о мачту, пытаясь развернуться.

— Джонас, — прошептала она. — Я хочу дотянуться до косынки пальцами ног и перебросить ее на тебя. Джонас…

В каюту спустился Стерн. Он повесил дождевик в шкаф, вытер полотенцем лицо и волосы и сел на койку. Выглядел он устало.

— Костич, вы дура, — сказал он. — Людям обычно хочется, чтобы их помнили героями. Умереть действительно неприятной смертью и затем исчезнуть без следа просто глупо.

Марита облизала губы. Уайлд изловчился и наконец увидел платок, который лежал на полу, возле койки, менее чем в восемнадцати дюймах от бедра Мариты.

— Человек, придумавший этот метод, — продолжал Стерн, — верил, как я уже говорил, в постепенное усиление боли. Он бы начал с мизинца на ноге, затем перешел на соседний палец и так далее. Затем он поднялся бы по ноге к бедру. Если бы и этого оказалось недостаточно, он принялся бы за другую ногу. Он утверждал, что при таком методе жизненно важные органы и мозг остаются нетронутыми, в то время как медленно накапливающаяся масса боли заставляет жертву заговорить. Возможно, он был прав, но это очень длительный процесс, и потом, он был скорее ученым, а не следователем-практиком. Его больше интересовала способность разума противостоять боли, а не получение ответов.

Уайлд увидел, как напряглись мускулы на шее у Мариты.

— Но я считаю, что форма допроса должна соответствовать личным качествам допрашиваемого. Мне кажется, что вы, как натренированный агент, способны противостоять медленно усиливающейся боли довольно долго, даже если в процессе этого ваша прекрасная фигура в какой-то степени пострадает. Поэтому я считаю нужным сломить вас внезапным, очень жестоким шоком, который не только причинит боль, но и уничтожит вашу красоту безвозвратно и навсегда.

Он открыл канистру, засунул туда указательный палец и нарисовал вокруг левого глаза Мариты жирный круг.