Лихое времечко

Казацкая могила

По степной тропе-дороге,
вдоль тележной колеи,
шел казак, сбивая ноги,
шашка бряцала в пыли.
Думы темны, думы мрачны,
где-то в отдаленьи дом,
взгляд упал вдруг – не иначе
видит у развилки холм.
Подошел – могила свята, —
не примята, нет креста,
лишь лежит фуражка снята
с убитого казачка.
Кто, казак ты убиенный,
кому весточку подать,
что б не ждали – ведь не пленный,
нет – мертвее не бывать.
И солдат тот поклонился,
ветки с дерева срубил,
крест надгробный получился,
чтоб Христос не позабыл.
Ветер песней поминальной
отшумит и отзвенит,
а казак дорогой дальней
путь держал и хмурил лик.

Тальяночка

Как тальяночка играла,
парень ей слова шептал,
а казачка подпевала,
кликала на сеновал.
Парень скромен как невеста,
та, что с маменькой сидит,
а молодка – пышно тесто,
прозеваешь – убежит.
Лузгает она семянки,
глаз маслиной заблестел,
над заваленкой времянки
звон тальяночки летел.

Русская печка

Пахнула печка от лучинки,
огонь ненастный занялся,
в горниле – травки да былинки,
трещат подсохшие дрова.
И тени распускались словно
от жара да от огонька,
на печь поставлю я заслонку,
чтоб не дымила, дух не жгла.
Тепло улягусь на лежанку,
пред печкой валенки сниму,
над головой – грибов вязанка,
всей грудью аромат вдохну.

Боевой казак

Казак седлал коня на встречу
и ветрам шалым, и степям,
и свисту пуль, кровавой сечи,
туда, где битвы ураган.

Молодка плачет, мать томится,
кладет пес нос на стремена,
из крынки молоко – водицей,
течет по усу как волна.

Дождутся ль с боя дед да батько
своего сына да внучка,
передник мнут в смятеньях платья
сестренок плачущих толпа.

Как ждать обратно – на обозе,
в бинтах кровавых мертвецом,
иль на коне с петлицей в розе
и новым наградным крестом.

Забытое кладбище

Раскинулось забвенья поле,
погост скользнул за горизонт,
кресты, надгробья – чья-то доля,
покой могил, быть может сон.

Пройдут года, десятилетья,
века накручивают бег,
сотрутся надписи навечно —
и был ли вовсе человек?

И косточки помоет дождик,
и тлен раздует ветерок,
по кладбищу тому, быть может,
пройдет, не ведая сапог.

Зашелестит, зашепчет травка,
крапивы обожжет огонь,
проложит там свою канавку
из колеи запряжный конь.

Здесь имена, что канут в лету,
тут сама память предана,
лишь станет прах нестись по свету,
и убаюкают ветра.