Лихие 90-е

Прошло две недели. Олег по-прежнему торчал в Австралии, Наташа оставалась в Белоруссии, Ромка жил с деньгами на антресоли. Сначала он старался лишний раз не покидать комнату, но постепенно опасения притупились и жизнь вернулась в привычное русло. Он ел, спал, тренировался, водил девчонок, приторговывал валютой, крутя исключительно собственные сбережения. Курсовая разница между Москвой и Питером колебалась, и они с Сашкой пытались ловить эти колебания, гоняя доллары туда-сюда. Дела шли неплохо, пока их не кинул собственный сотрудник – муж Сашкиной дочери от первого брака, которого они взяли на работу. Работа заключалась в том, чтобы возить деньги в отдельном купе СВ «Красной стрелы» между столицами. После очередной поездки парень заявил, что его ограбили – забрали все бывшие при нём десять тысяч долларов. Зачем он открыл дверь, несмотря на жёсткое требование инструкции, было непонятно. И вообще вопросов имелось больше, чем ответов. На самом деле Ромке было очевидно, что худой, нагловатый и пустой по жизни, как барабан, парень врёт, и он предлагал Сашке поговорить с его зятем на понятном для всех пустышек языке, что он хорошо умел делать. Но Сашка и слышать об этом не хотел: «Сонечка беременна, нельзя её беспокоить. Я беру весь попандос на себя…» Об этом уже не хотел слышать Ромка: «Ладно, хрен с ним, пусть живёт. Попандос пополам».

В какой-то момент Ромка настолько привык, что на антресолях завалялась сумка с долларами, что возобновил вечерние посиделки в комнате, собирающие массу народа, в том числе незнакомого. Но периодически испытывал угрызения совести, что не уделяет должного внимания безопасности, и как-то в телефонном разговоре попросил у шефа разрешения куда-нибудь переместить обузу. Шеф обещал подумать. На следующий день он дал отмашку отвезти деньги Можайскому – их нештатному то ли сотруднику, то ли партнёру. Игорь Можайский – огромный мужик под два метра ростом, весом уверенно за сотню, с бородой и копной буйных чёрных волос – был практически слепым, кажется, он имел минус десять. Его очки напоминали две лупы, ими можно было выжигать на солнце. Это не мешало ему успешно заниматься недвижимостью, проворачивая какие-то хитроумные сделки. Ромка недолюбливал недвижимость – то ли дело машины! Но Можайскому доверял, тот всегда возвращал деньги, и с прибылью, пожалуй, единственный из всех, кто крутился вокруг Олега. Кроме того, Можайский являлся воцерковленным, имел пятерых детей «мал мала меньше» и тихую безответную жену в неизменной косынке и старушечьей юбке до пола. Жили они в большой неухоженной квартире на Соколе. Так что Ромка выбор Олега одобрил – куда Можайский денется с подводной лодки? И вряд ли кому-то придёт в голову искать в его таборе деньги.

Утром он покидал упаковки с долларами в свою спортивную сумку и поехал поспарринговаться с пацанами в Лужники, вроде как по дороге. После тренировки поплавал в замечательном открытом бассейне, попарился в баньке с липецкими бандитами, которые держали «Лужу», бросил в сумку поверх денег мокрое полотенце с плавками, благо доллары были в пластике, потом ещё пропотевшую майку с трусами, перчатки, бинты и прочую мутотень, а раздувшуюся сумку забросил в багажник девятки. На выезде из Лужников его тормознули менты, и не просто менты, а какой-то злой ментовской спецназ. Хмурые рослые парни были в камуфляже и масках, с короткоствольными автоматами и не настроены на диалог:

– Из машины! Руки на капот! Ноги шире! – Болезненный удар тяжёлым берцем по лодыжке. Его бегло обшарили.

– Ваня, осмотри багажник, это липецкий…

– Какой я липецкий? Права посмотрите… – Чувствительный тычок стволом под рёбра…

– Поговори ещё! Открывай багажник! – Ромка подчинился, внутренне замерев.

Плотная фигура склонилась над сумкой, омоновец расстегнул молнию, достал перчатки, бинты, боксёрки, запустил руку глубже и извлёк на свет божий влажные трусы. С отвращением бросив их обратно, он вытер руку о камуфляж и, потеряв к Ромке всякий интерес, пошёл прочь от машины. Ромка, не веря своему цыганскому счастью, прыгнул за руль и дал по газам. И только отъехав на пару кварталов, он вновь обрёл способность размышлять. Нехитрые умозаключения привели к выводу, что он только что заново родился. Найди менты деньги – и его, скорее всего, закопали бы в подмосковном лесочке, зачем кому-то ненужный свидетель редкого, как осеннее солнышко, ментовского фарта?

А через неделю вернулся Олег. Ромка не стал рассказывать о случае в Лужниках, ему было стыдно за свою легкомысленность…

* * *