Life Goes On

Мы вошли в отель недалеко от Мэтлока и сели у окна столовой, глядя на холмы. Я заказал еду на четверых. Дисмал был прикован цепью к крылу на случай, если какой-нибудь нерадивый ублюдок вздумает открыть багажник и сбежать с товаром на несколько миллионов фунтов.

— Четыре, сэр? — Увидев нас троих, официант не смог сложить два и два. Меня беспокоило то, что я уже видел его лицо раньше, но не мог понять, где именно.

— У меня в машине шофер. Просто принесите по четыре блюда каждого блюда, как только они придут, и я принесу ему его.

Официанту было около сорока, у него были густые черные волосы и большие руки, и я был уверен, что видел его в тюрьме. Казалось, он обиделся, что мы не разрешили нашему шофёру пообедать с нами. Ему, наверно, показалось, что мы были коммунистами или что-то в этом роде.

Мы заказали пинту эля, затем салат с салями, а затем жареную баранину, горох, цветную капусту и картофель. К этому подкреплялся жуткий десерт, сделанный из сахара, сала и скипидара. Дисмал сожрал даже овощи, а затем слизал эль из своей собачьей миски. Он сидел, рыгая головокружительно, пока мы пили кофе, бренди и курили сигары за столиком на солнце. Обед стоил двадцать пять фунтов, и никто из нас не жаловался, пока мы возвращались к машине.

В пяти милях вверх по дороге, далеко за холмами от Мэтлока, я понял, что официантом в отеле был Билл Рэймидж, с которым я работал в конце шестидесятых, занимаясь контрабандой золота для организации Джека Линингрейда. Он не подал виду, что узнал меня, но контрабандисты золота всегда были слишком хитры, чтобы поделиться своими мыслями, и было трудно представить, что я так сильно изменился. Если Рэймидж просто промолчит о своих мыслях, мы в безопасности, а если нет и он заподозрит, что я на работе, он может легко позвонить Моггерхэнгеру и сообщить о моем присутствии.

Клегг работал со своей логарифмической линейкой и играл с картами, как ребенок с игрушками на Рождество.

— Я настолько хорошо знаю Дербишир, что мне не нужно смотреть на пейзажи. Я вырос всего в нескольких милях отсюда, в Тибшельфе. В те времена это было сплоченное горнодобывающее сообщество. Бог знает, что сейчас. Думаю, как руины Помпеи.

— Я полагаю, что тори сломили свой дух, — сказал Вэйланд. Я ехал в свой собственный мир грез, не имея возможности вмешаться в их разговор.

— Дух Тибшельфа придется сломить, — сказал Клегг. — Мой отец был угольщиком, но погиб в сорок лет в результате несчастного случая. Потом моя мать вышла замуж за служащего шахты, который заставил меня остаться в школе после того, как мне исполнилось четырнадцать. Он зарабатывал всего семьдесят шиллингов в неделю, но в те времена можно было обойтись и этим. Во время Великой войны ему  лицо прострелили пулей, и если он говорил слишком быстро, в его голосе слышался свист.  Он мне не очень нравился, но я его уважал. Если бы у него было чувство юмора, я был бы немного счастливее, но в те дни о счастье особо не думали. Теперь вы слышите, как об этом так часто упоминают по радио и телевидению, что это не имеет никакого значения. Однажды зимним вечером я задал ему вопрос о Наполеоне, на который он не смог ответить, поэтому он дал мне карандаш и блокнот и отправил меня выяснить это в справочный отдел публичной библиотеки. Библиотеки в те дни оставались открытыми допоздна. Единственное препятствие — она была в двух милях, и шел снег и метель. Я вернулся благополучно, и он еще долго говорил мне о приобретении уважения к знаниям! Он послал за мной, когда умирал, во время войны. Только тогда я поняла, что он действительно любил меня. Жизнь — чертовски забавная страна. Странной вещью было — или это так? — моя мать любила его и пережила его всего на две недели. Ей было пятьдесят, но она была измотана.

В Честерфилде, Городе Кривого Шпиля, повсюду велись дорожные работы.

— Скоро мы будем в безопасности, — сказал Клегг, — в треугольнике Лидс-Манчестер-Шеффилд. Настоящие джунгли. У нас будет шестьсот сорок восемь квадратных миль городов, долин и деревень, в которых можно заблудиться.

— Как вы это понимаете?

— Ну, это равносторонний треугольник, каждая сторона которого имеет длину тридцать шесть миль. Половина основания, умноженная на высоту, или длина одной стороны, умноженная на другую, и общая сумма, разделенная на два, даст вам шестьсот сорок восемь. — Он поднял логарифмическую линейку. — Простой расчет. Или, если вы не чувствуете себя в этом треугольнике достаточно безопасно, вы можете сделать его прямоугольником —  Лидс-Блэкпул-Ливерпуль-Шеффилд. Это дает вам шестьдесят миль с востока на запад и тридцать миль с севера на юг, что составляет восемнадцать сотен квадратных миль. И поверьте мне, Майкл, с таким пространством для игр и деньгами, которые ты, кажется, можешь получить, можно ездить безопасно вечно. Все, что вам нужно делать время от времени, это останавливаться за бензином, едой, новыми картами и отвечать на зов природы. Вы можете попасть в Книгу рекордов Гиннесса    как первый человек, состарившийся в бегах. Если подумать, это была бы неплохая жизнь.