Будучи на балу при дворе одного из германских князей и оказавшись в плену этикета, полковник Едренин был принуждён танцевать гавот. Фрейлина, танцевавшая с ним, рассказывала потом, что он вполголоса бормотал самому себе: "Ать - два, левой, правой". Когда же ошибался в счёте, командовал: "Отставить!" - Неужели русский полковник воображает себя целой армией? - недоумевала она. Придворная дама не видела разницы между полком и армией и, конечно же, не догадывалась о том, что Едренин не умел вообразить ничего кроме противника, но и тогда неизменно оставался верен присяге.
....
В пустыне к Ланцелоту подошёл грустный человек. - У вас не найдётся верёвки? - спросил он. - Удавиться? - прошептал Ланцелот; он едва разлеплял губы от сильной жажды. Незнакомец криво усмехнулся и объяснил: - Видите ли, я нашёл колодец... - Где?! - вскричал Ланцелот. - Но нет ни ведра, ни верёвки... Нас было двое. Мой приятель так обрадовался виду колодца, что немедленно бросился в него... - Утонул? - Утонул. А у вас... - Что? - спросил Ланцелот. - Верёвки не найдётся? - Найдётся! Ведро, верёвка, всё что угодно! Веди! Незнакомец едва ли ему поверил, но всё же сказал: "Пойдёмте". Так Ланцелот не умер от жажды.
....
Ланцелот пришёл в Александрию, вышел к берегу моря и приблизился к маяку. У подножия его он увидел человека, сидевшего неподвижно на камне; человек этот смотрел на море. Ланцелот присел рядом с ним, а солнце было похоже на расплавленную медь, но уже остывало и бессильно клонилось к крышам города как бы в сонном, болезненном оцепенении. Человек повернул к Ланцелоту лицо и сказал: "Возьми этот маяк. Ведь тебе идти через ночь". - Я не могу этого сделать, - возразил Ланцелот. - Он слишком тяжёл. Человек рассмеялся и сказал: "Ты несёшь на плечах тяжесть Вселенной, а говоришь, что не можешь поднять камня?" - Для чего мне быть берегом, когда я могу быть кораблём? - сказал Ланцелот. - Ты не хочешь быть как берег, - медленно проговорил человек. - Так может быть, поужинаем вместе? Я знаю одну приличную забегаловку. - Идёт, - сказал Ланцелот. И, поднявшись на ноги, они отправились ужинать.
Продолжение одного разговора
- И вот, когда я отчаялся найти утоление своих желаний, я объявил войну всему миру в лице женщин. Это была настоящая мания. Стоило мне познакомиться с понравившейся мне женщиной, и я уже не мог успокоиться, пока не завладевал ей. Или, как мне казалось, завладевал. Только вот нравились мне женщины всё реже и реже. - Должно быть, ты изощрился до крайности. - До крайности. - Поразительно, - сказала Элисса. - Что именно? - Я полагала, что женщина отдаётся до конца лишь в постели. - Не стану тебя разубеждать. Так оно, наверное, и есть. Но в то время я так не думал. - Главное вовремя переключиться на другую женщину, да? - Победа всегда - лишь миг. Она и не может быть ни прочной, ни окончательной. Весь секрет в том, чтобы миг этот как следует запечатлеть. Поставить побеждённого на колени, устроить триумфальное шествие, учредить орден или придумать ещё что-нибудь в этом духе. Всё что угодно в пределах воображения и вкуса. - И ты полагал свою войну успешной? - Да, почему бы и нет, раз я сумел убедить себя в том, что не родилась ещё на земле женщина, которая устояла бы против меня. Так что твоя участь, о божественная, была предрешена задолго до того, как мы с тобой встретились в тот счастливый июльский вечер. - Судьба? - Наверное. - И всё, что произошло, не было для тебя неожиданностью? - Было. Полнейшей. Разве мог я предположить, что влюблюсь?