Лям и Петрик

Но Петрик думал сейчас не о позднем лете. Тревожные мысли о странном его положении тоже мало-помалу улеглись. Покачивание брички убаюкало его, и горечь прошлых лет вдруг явственно всплыла перед ним. Он вспомнил мать, то далекое время, когда у мамы ноги еще не были распухшими. Он тогда пас трех гусят. Это было осенью. На опустевших огородах все ямки и канавки были до краев налиты дождевой водой. Ботва свеклы уже подпревала. Он спрятался от моросящего дождя в красно-зеленой гущине. Меж развороченных корней в затишье еще копошились красные жучки. Он проторил им дорожку. Сырость и холод пронизывали его до костей. Один гусенок все время отставал. Он посадил его к себе за пазуху, чтобы согреть. Потом он выдолбил толстый стебель подсолнуха и смастерил себе дудку. А гусенок за пазухой все пищал и пищал, пока не затих. Спускались густые, темно-синие сумерки. Ноги окоченели, пятки заныли, захотелось домой. Он достал из-за пазухи гусенка, а тот уже не держался на ногах. «Стой, тебе говорят!» А гусенок мертвый свалился на бочок. Петрик побежал за остальными гусятами, но их нигде не было видно. Вон там, далеко на речке, что-то плывет. Он помчался туда, но не добежал, гнался, но не догнал. Как же он теперь вернется домой? Что скажет маме?

С мертвым гусенком за пазухой он медленно поплелся по осенней, непролазной грязи, а сердце сжималось от страха. К тому времени как раз у матери начали опухать ноги.

[19]

За поворотом дороги вдруг шибануло в нос речной сыростью, запахом мокрого камыша, лягушачьих луж, тины. Бричка остановилась. Все соскочили. Теперь к запаху реки примешивался запах сырой, тухлой рыбы. Здесь мало ощущалось солнце, тепло и сушь знойного лета.

Из дощатого домика высыпали люди. Петрик остолбенел. Все знакомый народ — из местечка, из деревни, из экономии Лукьянова. Но почему никто из них на себя не похож? Что с ними стряслось? Как они сюда попали? Хорошо, что никто не обращает на него внимания, точно его здесь и нет. Зато он всех видит. Странно. Что они здесь делают?

Сразу видать, что Гайзоктер у них за начальника. Но сам он подобострастно заглядывает Йотелю в рот, следит за каждым его словом, за каждым движением.

Все спустились по свежевырытым в земле ступенькам к самому Днепру. Всюду, куда ни глянь, вода.

Крошечные островки, покрытые высоким камышом и деревьями, заросшими листвой от корня до макушки, закрыли дали реки. Видна только ее ширина. И кажется, будто рядом текут несколько рек, отделенных друг от друга купами деревьев.

Гайзоктер ведет Йотеля точно хозяина, которому показывают ход работы. Позади, стараясь не бросаться в глаза, молча двигалось несколько человек. Петрик держался в сторонке.

Все вошли в большой амбар, где, точно паутина, висели тончайшей вязки сети.

Гайзоктер и Йотель быстро все осмотрели и перешли в другой, еще больший амбар. Здесь, склонившись над бочками, среди гор рыбы и соли, трудились люди. Руки у работающих были багровые, изъеденные солью. Неимоверный труд тяжко поводил боками в этом амбаре, с хрипом выдыхал из нутра сгустившийся воздух.

В одной каморке подле амбара Йотель задержался. Там штабелями до потолка громоздились сверкающие, запаянные цинком, новенькие жестяные банки, Йотель брал наудачу банку за банкой, осматривал ее со всех сторон, находил изъяны, а Гайзоктер виновато качал головой, но внутри весь так и кипел.

Охранял эти банки какой-то уродец. Как только Йотель вошел, человек этот вскочил и принялся надевать и снимать пенсне, моргать глазами, гримасничать.

Йотель оглянулся на Петрика и сказал пигалице:

— Слушайте, Ваковский! Я вам дам этого парня в подмогу, чтобы вам не приходилось самому бегать. Я же вам сказал, что склад нельзя оставлять без присмотра. Мне передавали, что вы слишком долго ходите по нужде. Так не годится. От запоров надо избавиться! Слышите, Ваковский?

Он дружески похлопал Ваковского по спине и обернулся к Гайзоктеру:

— Почему товар не отсылаете? Чего вы ждете? Сегодня же уложить и отправить!

Хотя Петрик радовался, что Йотель груб с Гайзоктером и не дает ему слова вымолвить, все же ему порядком надоела эта канитель. Что здесь за секреты? Что тут за дела? Кто такой Йотель? К чему приставлен эта пигалица Ваковский? Попал Петрик черт знает куда! Каким это он будет кучером? У рыб или у жестянок? Где же, интересно, Йося Либерс? Где Переле? Она б ему хоть объяснила, куда он попал. Переле! Он забыл даже, что они в ссоре.

Йотель пока не отпускал Петрика от себя. Они шли мимо засолочных чанов, мимо длинных столов, за которыми шла чистка рыбьей чешуи. И тут Йотель переменился. Его молодое лицо засияло, он приветливо улыбался, добродушно шутил, не роняя, однако, своего барского достоинства.

А Петрик подметил, с каким жаром Гайзоктер отдает приказания насчет ужина для гостя, насчет ночлега, насчет света у него в комнате, — он вникал во все эти мелочи.