Лям и Петрик

Гайзоктер не заставил себя долго ждать. Он вышел из дому в цветастой жилетке, поверх которой болталась толстая цепочка от часов. Не спеша подошел к обоим паренькам, которые по-прежнему стояли, точно прикованные, у стены. По их красным лицам ручьями струился пот.

Гайзоктер схватил обоих одновременно и оторвал от стены:

— В чем дело?

— Мы требуем…

Гайзоктер не дослушал. Как он держал их — одного правой, другого — левой рукой, так и развел в стороны, а затем с силой стукнул друг о дружку. Снова развел и снова изо всех сил — бац!

— Пропади вы пропадом вместе с вашими подохшими отцами! Мало того, что они — паршивые сироты, так еще выдумали какую-то забастовку. — И он снова стукнул их друг о дружку. — Чтоб духу вашего здесь не было! Слышите? Вон отсюда, оборванцы несчастные!

И он швырнул их вниз с высокой кучи лузги, точно беспомощных, слепых щенят.

[8]

Провал «забастовки» показал ребятам, что хозяин ни капельки их не боится. После этого поражения приятелей ожидал новый удар: исчез Аршин. Он исчез из-за какой-то запутанной истории, где были замешаны грушкинский сахарный завод и его рабочие. В это же время был и налет жандармов на Грушки.

Что же теперь делать на этом белом свете? Чего блукать без толку, если Гайзоктер стоит как скала, а Аршин сгинул, растаял как дым?!

Конечно, велико горе Феклы. Его не оценишь в семь копеек, которые Петрик перестал получать. Да и бабушкино горе не меньше. Но разве могут они понять всю горечь провала забастовки, исчезновения Аршина?!

Дружки все время держатся вместе. Но разговора по душам у них не получается. А болтаться без дела ох как тяжко!

У Ляма вновь пробудилась жажда к чтению, но все старое он уже перечитал, а на новое денег не было. А Петрик упрямо и настойчиво долбил одно и то же:

— Надо отсюда убираться! Давай пойдем в Николаев! Там, говорят, заводов много.

Но как раз в это время Пейсах Пустыльник велел бабушке привести Ляма. Он, мол, может паренька взять к себе, приставит его к шкурам.

Странную игру ведет этот Пустыльник. Зачем понадобилось ему брать Ляма? Ведь всему городу известно, что ни один хозяин не желает держать Ляма.

Но вот, работая у Пустыльника, можно было как раз доставать книги. Если б Элька, родная сестра Элька, перестала фордыбачиться, все пошло бы на лад.

Дело в том, что Ара Пустыльник, сын Пейсаха Пустыльника, дюжий детина с длинным, изогнутым, точно воловий рог, носом, загляделся на Эльку. Он ее где-то увидел и с той поры потерял покой. Он еще ни словечка не сказал ей, но всем уже известно про его «любовь».

Чуть Ара увидит или почует, что Элька мимо идет, как тотчас, дико шмыгая носом, мчится на своих длинных ногах домой, точно дьяволы гонят его. Дома он забирается на чердак, буравит в железной крыше глазок и смотрит сверху на улицу, на Эльку. Крыша уже вся в дырках. Узнает об этом отец — Аре не поздоровится.

А Элька и бровью не ведет, будто это ее не касается. Лям только сейчас понял, что Элька хороша собой, настоящая красавица. Что с того, что она тощая и плохо одета. Зато какие глаза! Какие ямочки на щеках! Какая походка! Само искушение проплывает перед тобой!

Немудрено, что Ару при виде ее кидает в дрожь. А ведь она, если что не по ней, задаст такую баню, что не возрадуешься. Недавно, например, она натравила всех швеек на дамского портного Буца. Встретила его на улице и задала такого жару, что он сразу стал шелковым. Конечно, надо держаться от нее подальше. А про Ару поговаривают, будто он стал каким-то совсем другим. В синагоге, даже в субботу, возле него постоянно валяются окурки. И еще замечают, что он прислушивается к крамольным речам приказчиков. Однако встреч с Элькой он избегает. И хорошо делает.

А Лям думал, что только Переле из этой породы. Так ведь то Переле!.. И пусть даже у нее все лицо в прыщах…

Пустыльничиха сразу раскусила, отчего ее сын переменился. И хотя оно и не к лицу брать невесту из такой простецкой, нищенской семьи, срам такую приводить в дом, но она уж своего сыночка знает, с ним лучше не связываться. Если он вобьет себе что-нибудь в голову — пропало. И себя и других погубит, но не отступится. Сыночек ее — зверь дикий, он не решается даже глянуть Эльке в глаза, хотя и ищет ее повсюду.

Однажды Пустыльничиха оторвала Пустыльника от его вечных расчетов и потолковала с ним. Порешили так — придется приблизить к себе этих людей. А братишку невесты, Ляма, надо пристроить к делу, поставить к шкурам.

Ранняя весна, грязь. Лям шагает из бойни. На плечах у него две тяжелые коровьи шкуры. Его мальчишеское лицо залито потом, его крепкие юфтовые сапоги чавкают по грязи.

Он не знает, как обстоит сейчас дело с азартной и скрытой игрой между Арой и Элькой, но видит, что Ара в досаде покусывает губу, а Элька помалкивает, точь-в-точь как Переле. В чем тут дело? Вот он, Лям, например, как увидит Переле, никогда губы не кусает. Наоборот, заберется куда-нибудь высоко на чердак, укроется среди шкур, и ему хочется умереть от счастья. Но всякий раз молнией обжигает мысль о том, что он простой свежевальщик, а Переле — дочь Йоси Либерса.