Шансов не было. Вернее был один, но настолько призрачный, что его-то и шансом назвать было нельзя. Но на кладбище его не будет точно. Их тела лягут в ямы, прикроются тонким слоем земли. А с утра или днем, ставший поверх тел гроб, с официальным покойником внутри, превратит их в без вести пропавших. В беглецов, исчезнувших без следа. Тоцкий не привык жить без борьбы, и умирать без нее тоже не хотел. И он решился.
— Сейчас, — подумал Тоцкий, и, посмотрев на спидометр, стрелка которого колебалась на цифре «сто тридцать», оценил расстояние до встречной машины. Фары приближались. «Опель» уже достиг середины моста. И в этот момент Тоцкий, изогнувшись немыслимым образом, приподнявшись на сидении в почти акробатическом пируэте, ударил майора Зуйко твердым каблуком итальянской модельной туфли прямо за ухом. Удар получился удачным. Голову Зуя отбросило, как от выстрела, и майор с глухим звуком приложился лбом и глазом о стойку дверей.
— Держись! — закричал Андрей Миронову, примеряясь садануть Зуйко еще раз, если тот вдруг очнется. Но Зуйко мешком завалился с сидения на Фролова, не давая ему перехватить руль.
«Опель» стремительно увело влево, на встречную полосу, болтнуло вправо, раскачивая, потом опять влево и со скоростью пушечного ядра бросило на ограждение. План Тоцкого почти удался. Почти.
За многие годы, на полотно моста легли десятки слоев асфальта. Его положено было снимать при ремонте, но никто не хотел перерезать магистраль, связывающую два берега большого промышленного города, надолго. Сходило и так. Покрытие становилось, толще и толще, высота отбойников у парапетов — все меньше и меньше. И это стало решающим обстоятельством для Тоцкого и Миронова, использовавших свой шанс на спасение до конца.
«Опель», приподняв правые колеса, ударил левой стороной передка в бордюрный камень, и взлетел в воздух, забрасывая багажник над парапетом. Потом он медленно повернулся вокруг своей оси, теряя оторванные ударом колеса, над бетонной решеткой внешнего ограждения, словно спортсмен, прыгающий в высоту методом «фосбери флоп». На мгновение автомобиль замер в высшей точке траектории и ухнул вниз с головокружительной высоты центрального пролета.
Машина падала в воду несколько долгих секунд. Пронзительно, по-бабьи, визжал Фролов. Тоцкий увидел сумасшедшие глаза Миронова и успел подумать, что, по крайней мере, сам выбрал себе смерть. Смерть посередине реки. Артур остался на том берегу. Красновы успели на этот. А он останется здесь, между, в неторопливо текущих, серовато-черных водах Днепра. А еще он успел…
«Опель» ударился о воду крышей, с такой силой, что ее вмяло во внутрь салона, словно сделанную из фольги, стекла вылетели во все стороны со звуком ружейного выстрела. И, прежде чем осели брызги, поднятые его падением, перевалился на нос, показав равнодушной луне искореженное брюхо, и начал тонуть, задрав в небо красные огни стоп-ламп.
Вода была мутной после дождей. И через минуту на поверхности ничего не было видно. Даже если смотреть с высоты моста, где замерли, вглядываясь вниз, испуганные пассажиры встречной машины.
Франц, действительно, прилетел под утро. Правда, не на санитарном самолете, тут Романовский ошибся — в аэропорту сел банковский джет. А вот врачей он привез сразу двух, вернее врача и сестру, и несколько чемоданов аппаратуры, на всякий случай.
Збышек категорически запретил перевозить Диану немедленно, и только на третий день смягчился, но эта задержка пошла Красновой на пользу. Костя сутками находился рядом с ней, практически не покидая палату.
Дашка с Мариком, которых привозил Томаш, порывались, было, остаться в больнице, с отцом и матерью, но Романовский и Франц, с помощью непреклонного Збигнева, увозили их на ночь в гостиницу. Днем Франц и Томаш, по очереди, их выгуливали по улочкам Хельма — Диана все еще быстро уставала от присутствия большого количества посетителей.
На второй день, когда Диана уже не выглядела, как оживший покойник, Романовский сделал фотографию и на следующее утро привез в госпиталь ее новый панамский паспорт и документы на детей. Подробности он не сообщал, но, судя по всему, без помощи Дитера и в этот раз не обошлось.
Сам Дитер звонил Косте по нескольку раз в сутки, расспрашивал о здоровье жены и детей и сообщал последние новости с Украины, в том, что касалось банковских дел. Вопрос о судьбах оставшихся там друзей Дитер упорно игнорировал, ссылаясь на неосведомленность, но Костя подозревал, и не безосновательно, что Штайнц, все-таки, какой-то информацией обладает.
И по рассказам Дитера, и по польским теленовостям, которые тоже освещали, хотя и не так подробно, основные события у соседей — дела у «СВ Банка» были просто из рук вон. Сказать честно — дел у него, вообще, уже не было.